"Павел Андреевич Мисько. Грот афалины (детск.)" - читать интересную книгу автора

берега их ждут катер и вельботы, американцы бесплатно доставят их на Горный.
- Кто является главой семьи, подходите сюда за получением пособия.
Каждому будет вручен чек на предъявителя, по чекам можно в Горном или на
Главном в конторах банка получить пятьдесят долларов.
В ответ слышался только плач-скуление, будто у людей уже и силы не
хватало заплакать во весь голос. Не переставал стонать и Ганеш.
Потом говорил офицер, а чиновник переводил. Американцы не будут никого
привлекать к ответственности за то, что ранили их солдата.
- Случилось недоразумение, больше такого, я надеюсь, островитяне не
допустят, - голос офицера звучал почти ласково.
- А как же... А как же тогда... - застонал, закашлял, давясь кровью,
Ганеш. - Ваш солдат двоих застрелил! Наших! И ему ничего за это не будет?!
Чиновник скоренько прошептал офицеру, что сказал староста.
- Этого не может быть, потому что быть такого не может! - ответил
офицер.
- Такой факт и мне не известен, - добавил от себя чиновник, переводя
слова офицера. - А вам мы могли бы еще добавить за этот поклеп. Но вы мне
нужны живые... Называйте каждого главу семьи. Составим список, акт на
выплату.
Полицейские подтянули Ганеша к баньяну, посадили под деревом, прислонив
спиной к стволу.


5

Над деревней, над всем Биргусом разносились плач и причитания.
Люди не знали, что взять с собой, что оставить. Может, там в большом
цивилизованном мире, на Главном или на Рае жестяная банка из-под консервов,
служившая здесь кружкой, не стоила выеденного черепашьего яйца. А
биргусовцам при их нужде все было дорого, все мило.
Прошел час, прошел второй, но никто не был готов покинуть свое жилище.
Люди что-то связывали, перевязывали, бросали и вновь забирали. А если кто и
был готов, то не лез вперед, оглядывался на других. Прежде люди шли за бомо,
шли за старостой, а теперь их не было. И в растерянности забивались в темные
углы, в кусты, надеялись отсидеться, спастись.
Отец нагрузил на Янга столько всего - ишак не понес бы все это. Сам
взял в охапку поросенка, через плечо перекинул связку кур, они трепыхались,
пытаясь взлететь, драли когтями и клювами спину и ноги. У матери был только
один узелок с одеждой и лампа без стекла и керосина (ценная вещь, хотя ею
никогда не пользовались). Мать невозможно было вытащить из хижины, она
целовала каждую бамбучинку, каждое бревнышко. А когда вышла, уцепилась за
кривую пальму, что склонилась возле дома, и зарыдала во весь голос.
Глядя на нее, заплакал и Янг, хотя доселе только украдкой вытирал то
один глаз, то другой. Слизывал слезинки с дрожащих губ отец, он все время
поддавал поросенка снизу коленом, чтоб не сползал с рук. Потом отец опустил
поросенка на землю, зажал его между ног и позвал Янга. Покопавшись в узле,
который гнул мальчика к земле, как циклон пальму, достал веревку, обвязал
туловище поросенка за передними ногами по груди, конец намотал на кулак.
- Ну, пойдем... Пойдем помаленьку... - гладил он плечо матери свободной
рукой, подбадривая. А она только качалась из стороны в сторону, точно под