"Михаил Мишин. Он был у нас." - читать интересную книгу автора

Тот кричит:
- Да не, вы не поняли! Мне ж до Киева билет надо!..
Достали ему билет.
Переход от полной любви к полному ее отсутствию у него мог быть
мгновенным и непредсказуемым.
День сдачи "Его величества" то ли главку, то ли министерству. Он -
сплошной нерв. Все плохо, вокруг все - бездельники. Тотальный заговор
халтурщиков и тупиц. Спектакль провальный, жуткий, самый худший из всех его
спектаклей. Это говорится так, что каждом у ясно: именно из-за него
спектакль такой вот жуткий и провальный.
За час до начала сижу у него в уборной, делаю последнюю попытку уговорить
его выбросить первую сцену. Она мне никогда не нравилась, к тому же она
очень длинная. а спектакль и так идет больше трех часов. Вроде убедил! Он
как-то даже успокаивается, говорит, хорошо, что ты меня уговорил, я и сам
так думал.
В эту минуту влетает к нему в уборную артистка - очень в жизни милая
женщина! - и закатывает истерику: как можно снимать единственную стоящую
сцену (главное, что она там участвует), все без нее (сцены) рухнет и она
(артистка) тогда не успеет (подумать то лько!) сменить зеленое платье на
черное... Нормальный актерский бред.
Начинаю с ней спорить, чувствую, что Юпитер сейчас загрохочет громом и
поразит несчастную молнией.
И молния вылетает... Юпитер бледнеет как мел и тихим страшным голосом
объявляет, что сейчас же уезжает домой. Он и так давно на грани, но кое-кто
хочет его совсем добить, и этот "кое-кто" именно я, ибо как я мог даже в
мыслях покуситься на такую важную с цену, и вообще "вам наплевать на наш
театр!"
Артистка умело испаряется, а я потрясен, возмущен и оскорблен. Это почему
же, интересно, мне наплевать? А потому, гениально шипит он, что он, Райкин,
связан с этим театром уже сорок лет, а я...
А я - три. Это несокрушимый аргумент. Трясясь от обиды, выскакиваю из
уборной, сижу где-то в углу зрительного зала...
Ну, потом-то все как положено: цветы, овации. "Браво, Райкин!"
И уже меня по его велению нашли, и уже "Мишенька, ты что, обиделся?"
Ну, обиделся. И дальше что?
Я познакомился с ним, когда он был уже не молод, когда уже не было
прежней феерической энергии, когда он стал уставать. Но к этому времени,
как заметил один из моих умных приятелей, уже сам выход его на сцену стал
событием не столько эстетическим. скольк о этическим. В последние годы
после каждого его спектакля зал вставал.
Он исключил однофамильцев. Кто-то сказал о нем "Паганини эстрады". Никто
не спрашивал - какой Паганини. Никто не уточнял - какой Райкин. Я видел у
него дома письма с одной фамилией на конверте. Почта не ошибалась.
Как он прорвался? Как выстоял? Кто вспомнит теперь фамилии тех, кто
что-то запрещал ему, что-то вычеркивал, что-то кромсал...
По Ленинградскому телевидению его в течение многих лет не показывали. У
невских вождей он был в особой немилости. Даже меня выкинули как-то из
невинной телепередачи только за то, что ведущий упомянул про мое
сотрудничество с Райкиным.
Вообще в любимой колыбели окопались тогда крепкие знатоки о покровители