"Григорий Мирошниченко. Осада Азова " - читать интересную книгу автора

руками голыми... Эх ты, Мишка! А мы-то сидели, думали, гадали...
Сильные руки Татаринова, как клещи, сжали глотку беззубого казака, и
тот, корчась в судорогах, испустил дух, упал, раскинув руки и выронив
факел...
- Иуда, - скрежеща зубами, сказал Татаринов, отходя в сторону.
- Иуда! - сказали другие атаманы.
А хитроватый казак, стоявший в стороне, заметил:
- Ты не сердись, батько атамане! Ныне у нас в крепости так случилось:
не тот атаман, который гроши мает, а тот атаман, который черта знает. Ты жил
на Москве, а блудня жила в Азове. Ге, брат, добрый атамане, - продолжал
казак, - где паслися наши кони, где, братко, трава шумела, кровь татарина да
турка морем червонела...
- Досказывай!..
- Змея вползла под рубашку! - крикнул казак и с какой-то непонятной
злостью, словно хватаясь за горящую головешку, достал из-за пазухи пятнистую
змею и бросил ее под ноги атаману. - С того дня, Мишка, как ты, великодушный
и преданный нам, Донскому войску, съехал в Москву сложить за всех свою
голову, заметил я великую перемену - измену тебе. Схватил я сию змею, вырвал
жало и ждал твоего приезда. Ждал! Дави же змеюку ногами. Дави! Все плутают
меж нас Тимошка да Корнилий.
Татаринов раздавил змею ногами и долго смотрел на ее предсмертные
вздрагивания.
- Спасибо тебе, - сказал он казаку, - твоей верной службы я не забуду.
Но на майдане шумели, кричали, переметывали туда и сюда факелы,
требовали сойтись всем дружно и скинуть с атаманов Татаринова. Татаринов
взошел на высокий помост майдана. Колокола перестали гудеть... В казачьей
гуще воцарилась полная тишина. Только пламя факелов потрескивало среди людей
и на каменных стенах.
- Войску, видно, не угодно, да и не любо держать меня атаманом? В том
воля войска! Атаманство беспричинно не снимается и не утверждается на Дону.
И мне, как было и в прошлом с атаманами, надлежит подлинно знать, в чем моя
непригодность, почему не могу я служить верой и правдой войску. До тех пор,
пока своими ушами не услышу порочащего мою совесть, атаманская булава
останется при мне... - Татаринов отошел на помост в сторону и крепко сжал в
руке булаву.
На помост торопливо вскочил Корнилий Яковлев. Блудливые глаза его
зашарили по рядам, руки длинные задергались, ноги высокие не стояли на
месте. А лицо - что у покойника, бледное, покатый лоб - зеленый.
- Тут всё клепают на нас. На меня да на Тимошку. А мы и знать ничего не
знаем. Брехня одна!
- А так ли? - загудели в первых рядах.
- Истинно так! - дрожащим голосом сказал Тимошка. - Мы ль в том
виноваты, что Мишкины будары с хлебом татары перетопили.
- Перре-то-пили? - словно грозной волной перекатилось по всем рядам. -
Да что же это, братцы, такое? Сидели девяносто ден без хлеба, и... и хлеб
пе-ре-топ-иили... Братцы, что же нам делать?..
- А случилось то Мишкиным нерадением. Половину казаков с собою взял, а
стражу на бударах оставил малую.
- Жили с травы, со зверя да рыбы - живи и далее. Ловко!
- Недаром деды сказывали: была бы булава, будет и голова. А она, вишь,