"Григорий Мирошниченко. Азов " - читать интересную книгу автора

Старому. - Турецкая неволя, брат, вижу, не легче боярского ярма! А все же
голову сложить за Русь куда краше, чем изнывать в неволе. Пойдем мы на
Дон!..
- Коль возвернемся из Москвы, то еще встретимся, - приветливо ответил
атаман.
Вслед за Петровым поднялись все беглые, и пошли они на Дон широкой
сиротской дорогой, лесами да болотами. Дороги те были многотрудные, но они
вели на Дон многих русских людей со всех концов страны, искавших вольной
воли да светлой доли.
Проводив беглых, казаки снова легли на отдых. Атаман Старой долго не
спал. Лишь на заре он склонил голову возле седла и уснул. А когда звезды
потухли и за леском поднялось солнце, атаман приказал заседлать заводного,
подмейного, коня. И поехали они дальше...
В светлое воскресенье казаки легкой станицы подходили к Поклонной горе,
навьюченные своими седлами. На седлах лежали пестрые сумы, снятые с коней
нарядные уздечки. С подоткнутыми зипунами, грязные, шли казаки за своим
атаманом, молча поглядывали по сторонам.
Только Левка Карпов, шедший сзади, ругался:
- И чтоб оно провалилось, то царское дело, что досталось на нашу
горькую долю. И чтоб царю там, на Москве, нелегко икнулось! Сидит
царь-государь на крученом да золоченом троне, а того не видит, что мы
обливаемся потом и кровью - землю свою защищаем.
Афонька Борода остановился. Он дождался Карпова и, хлопнув его по
плечу, сказал:
- Надоело нам слушать твои побаски, Левка! Пора помолчать! Ты б лучше
нам песню спел. Придем на Москву - расположимся, пришлют за нами гонца
царского, повезут в Золотую палату, и там царь повелит своим боярам коней
купить нам, царского жалованья дать, камки на приезде и на отъезде, вина да
пива... Пивал ты когда-нибудь царского вина?
Казак, перестав ругаться, ответил:
- Пивать не пивал, а слыхать слыхивал. Любил я слушать россказни
приезжих казаков про царское пиво, про мед. Но то сказки - "по усам текло, а
в рот не попало". Попадет ли когда?
- Сегодня попадет, - подбадривал Левку Борода и зашагал с ним рядом. -
Вот и попьем. Ох, попьем! - причмокнул он и размашисто вытер рукавом зипуна
пересохший рот. - Не клони голову книзу, казак! Бывало и похуже. Дойдем!
Позади всех казаков брел единственный еще не подохший карий конь Левки
Карпова. На коне не было уже ни седла, ни навьюченной поклажи. Конь брел сам
по себе. И брел он за казаками, должно быть, потому только, что видел еще
впереди себя широкую спину хозяина. Мохнатая голова карего коня уже
клонилась к земле. Высокие ноги его бессильно подламывались. Он еле шел
дрожа.
- Эх, жалко Чардынца, - сказал атаман, закуривая трубку. - А что
поделаешь? И толкнуть жалко его. Время придет - сам упадет.
Левка слышал слова атамана. Защемило сердце его. Чардынец, словно в
колыбели теплой, качал Левку, в седле. Своими быстрыми ногами он вынес -
нет, выхватил - отважную казацкую голову из-под острой татарской сабли под
Азовом. Чардынец бывал под Астраханью, гулял с Левкой Карповым на Тереке,
скакал в Крыму под Карасубазаром. А теперь Чардынец не дойдет до Москвы, не
вернется больше в донские степи... Упадет на дороге, и никто, кроме Левки