"Д.Мирошник. Безобеденный перерыв" - читать интересную книгу автора

представляю, как за такое дело браться, как начать, как дать понять, что
хочу его мужиком сделать да в постель свою уложить - никогда никого, кроме
Вити, не знала, опыта в этом никакого нет, волнительно как-то. Но что-то
новое, неизведанное, азарт появился, сердце стучит, аж слышу. Как на охоте.
Уж в постели-то я не растеряюсь, там я дело знаю. Ладно, давай-ка
по-простому, без всяких премудростей да прелюдий. Семнадцать лет - это тебе
не семьдесят, заводить не надо. Только покажись ему раздетой... Ну, Ирина,
давай, покажи этим еврейкам, как русские бабы им носы утирают!...

Одела она на себя махровый халат, завязала пояс и босиком вошла в
комнату. А Женька у окна стоит и книгу читает. Неслышно прошла Ира по ковру,
стала за его спиной, положила руки ему на плечи и повернула к себе.
Посмотрел на нее Женька удивленно, но ничего не сказал. Книгу из его рук она
взяла и на подоконник положила. Развязала пояс, распахнула халат и сбросила
его на пол. Стоит перед ним голая и в глаза ему молча смотрит. У Женьки
челюсть отвисла, а глаза из орбит вылезать начали. Взяла она его за руки и
положила его ладони на свои цыцки. Женька что-то промяукал, засопел, а
пальцами по ее цыцкам шевелить начал. А она тем временем застежку на его
брюках расстегнула, змейку спустила, брюки сами на пол и упали.Потом
расстегнула все пуговицы на его рубашке и рубаху с него сняла. Когда рубаху
с его рук сдергивала, женькины руки от своих грудей отвела, чтобы не мешали.
А когда рубаха уже на полу была, его руки сами на цыцки легли....

И вот, Серега, стоит этот очкарик перед нею голенький, и меч его
горячий к первому бою готов. Берет она этот меч в свою руку и на этом
буксире, пятясь, ведет его к постели. И идет этот теленок за нею, а руки
свои на ее цыцках держит. Так дошли они до постели, и она упала на нее
спиной, а Женька на нее сверху, но руки от грудей не отводит! И раздвинула
она ноги, и вложила его меч в свои ножны...

Ты погоди, смешного тут мало... Ты себя вспомни, свою первую бабу. Я
как свою вспомню, так мне аж тошно становится. Она ж надо мной издевалась,
что я ее дырку найти не мог, и ведь не помогла ничем, сука, лежала как
колода да похихикивала, а я у нее между ног терся.Видать, весело ей было со
мной, семнадцатилетним-то.. Ладно, чего вспоминать.

Ну вот, только он в нее вонзился, как тут же задергался, как заяц, с
бешеной скоростью. Она и сообразить ничего не успела, сделать ничего не
смогла, смотрит - а он уже голову задрал, глаза к небу закатил, завопил, как
резаный баран, и распластался на ней, как пулей пробитый. Все, кончил! Лежит
на ней, дышит как паровоз, мычит что-то, понять ничего не может. Осторожно
повернулась она на бок, уложила его на спину, чтобы в себя пришел, сама на
спину легла, смотрит в потолок и думает. Так, думает, и чему же ты, дура
старая, его научила? Те древние еврейки от тебя бы со смеху еще раз подохли!
Ты за что взялась? Какая из тебя по сексу учительница? Кого ты, дура,
научить можешь? Разве так учат? Ты вспомни, как Витя с тобой возился, как
ласкал, как терпеливо объяснял, что к чему, как готовил тебя... А ты что же
делаешь? Откуда знать этому несмышленышу про женское тело и что с ним делать
надо? Куда ты погнала, не сказавши ни слова? Какой пацан не обалдеет, увидав
голую бабу перед своим лицом? Да еще и грудь свою ему в руки сунула! Да