"Дмитрий Мирошник. Рассказы (Профессор Рахманович, Шальная пуля, Шапка по кругу)" - читать интересную книгу автора

детства, умирал на моих глазах, и помочь ему я был не в силах....
Маму взяли на работу в воинскую часть, которая располагалась на 5-ой
станции Большого Фонтана, а бабушка, которой тогда было чуть больше
пятидесяти, осталась на хозяйстве дома. Она вполне могла еще работать, но
смотреть за внуком ей казалось важнее. Она возилась со мной всю войну,
заботилась, беспокоилась обо мне и любила. Маме досталась забота о нашем
финансовом благополучии.
Послевоенная Одесса - этого не забудешь никогда... Голод и нищета
доминировали. Добавляли свое бандитизм, ночная стрельба на улицах, кражи,
продовольственные карточки, безотцовщиа. Среди моих товарищей по двору
только у трех отцы вернулись с войны и остальные им завидовали. У нас не
было никаких игрушек, мы целыми днями гоняли во дворе, на развалках,
обыскивали санаторские сады в поисках фруктов, знали все шелковичные деревья
до Аркадии, лазали по мрачным катакомбам, ловили руками под камнями морских
бычков и креветок и, конечно же , купались в Отраде.
Главное, что приносило нам радость, а взрослым огорчение, это обилие
боеприпасов, которые мы находили в обвалившихся окопах, подвалах,
катакомбах, развалинах домов и в других, иногда самых неожиданных , местах.
Поиском и подрывом боеприпасов занимались все мальчишки от пяти лет и
старше. Почти каждый день в нашей округе взрывались то патроны, то гранаты,
а то и орудийные снаряды. К ужасу родителей, иногда это кончалось
трагически. В нашем дворе двое близнецов решили разбирать лимонку в своей
квартире. Оба погибли...
Снаряды взрывали у моря, в Отраде. В те времена это было безлюдное,
пустынное место. На красной без растительности земле среди окопов, рвов и
валов черной железной грудой вылелялся подбитый фашистский танк. В нем
пацаны устроили туалет - все хотели выразить свое отношение к поверженному
врагу. Техгология взрыва была простой. Собирали дрова для костра, на них
укладывали снаряд и поджигали дрова. Все прятались за ближайшими земляными
валами или в окопах и ждали, когда рванет. Если дров было достаточно и
костер горел хорошо, то ждать приходилось недолго - минуты через три-четыре
земля содрогалась, по ушам била какая-то бешенная сила, осколки снаряда с
ужасным свистом пролетали над нашими головами, на месте костра оставалась
дымящаяся яма, а всех нас охватывал сладкий ужас.
Младшие пацаны вроде меня радовались больше всех, хотя наше участие
было минимальным. Мы собирали дрова для костра, и в благодарность за это
старшие разрешали нам быть зрителями и делить с ними радости запрещенного
плода. О своей безопасности мы должны были заботиться сами. На старших,
которым было по 14-17 лет, лежали все остальные заботы - раздобыть снаряд,
спрятать его в укромном месте, незаметно для взрослых перенести его к морю и
обеспечить тайну замысла. Но рвать снаряды - дело не будничное, а довольно
редкое и очень опасное. Участковые милиционеры тоже были не дураки, и многие
старшие пацаны от них натерпелись. Нас, шести-семилетних, никто всерьез не
принимал.
Другое дело - патроны. Особенно везло, когда находили пулеметные ленты
с десятками заправленных патронов. Тут же, в развалинах разбитого флигеля
разводили костер, бросали в него пулеметную ленту, быстро прятались за
массивными стенами из ракушечника и в сладком предчувствии ожидали начала
канонады.
Вы не поймете чувства, которое наполняет душу шестилетнего идиота, в