"А.Миронов. Одно дело Зосимы Петровича " - читать интересную книгу автора

его сразу вспотевший открытый лоб.
Рассказывали они по очереди. Потом уже наедине каждый давал показания
Зосиме Петровичу, дополнял свой рассказ подробностями. Гас дневной свет,
потом и сумерки начали сгущаться за небольшим квадратом окна. Люди один за
другим уходили. И когда пришлось наконец зажечь керосиновую лампу, в избе
остались только двое: чекист и главный свидетель в этой деревне. И хотя
Зорин успел подготовиться к разговору со следователем, а все же отцовская
боль нет-нет прерывала короткими спазмами его глуховатый голос.
Вот что говорил в тот вечер колхозник деревни Арбузово-Щилинка Петр
Зорин:
- Нет, не только Антонов свирепствовал в здешних местах. Были и другие,
не уступавшие ему в лютости. Тот же Нестор Александров, собственноручно
пытавший и расстреливавший арестованных. Его партизаны прикончили весной
сорок третьего года. Или Колька Тимофеев, который выдал неизвестного
партизана в деревне Петрово, - самогонщик, бабник, трус, самый жадный
грабитель из всех здешних полицаев. Ведь что удивительно - молодой еще был,
при Советской власти, на глазах у наших людей вырос, а пришли немцы, и будто
не Колька - чистый фашист! За пару сапог, за штаны неношеные кого хочешь под
арест, под пытки, под расстрел подведет. Лишь бы чужое добро заграбастать!
Родная мать от него отказалась, отец раньше срока в могилу лег. Однако и
этот выродок не ушел от расплаты: в сорок пятом, вскоре после освобождения,
судил его наш советский суд. Полной мерой получил тогда Тимофеев за все,
сполна рассчитались с ним...
Был и еще один, безродный приблудок, босяк-уголовник Володька Пупа.
Только фашисты пришли - он тут как тут, и сразу в полицию. Этому все равно,
кому кровь пустить: немцу ли, нашему ли человеку - лишь бы "финку" в живое
тело воткнуть. На том и голову сложил: зарезал как-то ночью немецкого
солдата, а гитлеровцы дознались, да и повесили живодера на телеграфном
столбе. Для острастки, значит, своим же прислужникам-холуям.
Нет, о сыне Антонова, об Иване Алексееве такого не скажешь. С детства
его отец затуркал, в придурка бессловесного превратил. Приказал служить, он
и служил. Может, прикидывался придурковатым, про себя тая настоящие свои
мысли, а только и полицаи считали его вроде бы не в себе, недотепой. Он у
них по хозяйственной части разворачивался: где самогону достать, у кого
закуски, сбегать куда или за кем. Наших людей, арестованных, не трогал,
такого за ним не замечалось. (Это место Буданов особо выделил в протоколе
показаний свидетеля). А только и пользы от Ивана нашим людям не было
никакой. Шкуру свою хотел уберечь, живым остаться, а кому служить, перед кем
поклоны бить, для таких, как он, ползунов бесхребетных, видать, все равно.
Самым же главным во всем районе был бургомистр, по-нашему, волостной
староста, Алексей Михайлович Михайлов. Конечно, он по своей воле пошел в
услужение к оккупантам, сам и в старосты напросился. И вот что интересно:
были у этого Михайлова три сына, кровные братья, устроила проверку война, и
оказалось, что кровности между ними в помине нет. Старший, Михаил, в июне
сорок первого года ушел в Красную Армию, отважно сражался на разных фронтах,
был несколько раз ранен и честно работает сейчас. Средний, Иван, по
отцовскому примеру определился в полицию и яро служил своим фашистским
хозяевам. Самый же младший, Алексей, ему в то время еще двадцати лет не
было, от предателей батьки и брата сбежал в лес к партизанам. Рассказы о его
отваге и поныне можно услышать во всей здешней округе. До того дошло, что