"А.Миронов. Одно дело Зосимы Петровича " - читать интересную книгу автора

Вот когда развернулся кулацкий выкормыш во всю свою ширь: и колхоз
разогнал, и прежний отцовский дом-пятистенок заграбастал, в котором
деревенская школа была. "Я вам, - грозится, - теперь покажу, чья здесь сила,
чья власть! Вы у меня поплачете кровавыми слезами!"
И верно, заплакали, да еще как...
Гитлеровцам такие пройдисветы - лучше не надо: они ж от Советской
власти пострадали, будут служить "новому порядку" - дай бог! Приняли каина,
как своего родного, хотели старостой, или, по-ихнему, бургомистром здешним
назначить. Только Антонов другое замыслил. Бургомистр что? Выполняй
приказания немецкого коменданта, и вся недолга, не выполнишь - тебе же по
шее дадут. А вот в полиции служить, выслуживаться - это ты всей округе
голова: чуть что - палец на курок, и нет человека.
Ох, и хитер же был! Умел, подлец, далеко вперед глядеть. Думаете, в
начальники полиции пошел? Как бы не так: с начальника немцы за любую
промашку в первую очередь спросят, и свои же, деревенские, могут в
подходящую минуту голову снять, А попадись такой "начальник" партизанам -
все, конец.
Выждал Антонов, пока нашли начальника полицаям, и только после этого
отправился к нему на поклон. Сам же слух пустил: мол, не пойду, угонят и
меня, и сына на каторгу фашистскую в Германию. Первое время все больше
тишком наших людей предавал. А потом развернулся: числился рядовым, на самом
же деле всеми головорезами верховодил. Даже Михайлов, и тот боялся каина!
Дальше - больше. Сына родного, Ивана, который до войны к кузнечному
ремеслу приспособился, и того определил в полицию. Жену, совсем больную, как
напьется, так либо из дому гонит, либо молотит кулачищами до полусмерти.
Домордовал, гад, загнал бабу на тот свет. Ладно, что остальные дети успели
еще до оккупации из дому уйти, а то бы и их не пощадил. А о чужих говорить
нечего, над чужими лютовал хуже самого лютого зверя.
Осенью сорок второго года, после боя с карателями, пришел в наши Малью
Луки, к матери, раненный в руку здешний парень из партизан. Мать укрыла его
на сеновале. Только нашелся какой-то гад, сообщил в полицию, и в следующую
ночь - облава. Антонов приказал своим нелюдям оцепить сарай, а сам к
старухе: "Хочешь, чтобы сын жив остался? Зови, пусть добром выходит! Не
послушается, и тебя вместе с ним порешим, и дом сожжем!"
Откуда старухе было знать, что просто боится он нарваться на
партизанскую пулю? Поверила мать, полезла на сеновал: "Лучше выйди, сынок,
обещают не трогать..." Вышел парень - шатается, чуть на ногах стоит. А они
увидели, какой он, набросились, точно голодная стая, сапоги, свитер, ватник
сорвали, на глазах у матери искровянили сына до немоты и потом полумертвого,
полуголого, поволокли по мерзлой грязи за шесть километров в Порхов, в
комендатуру. Там, слух прошел, и добили...
Не с одним тем парнем так было. Встали бы все, загубленные Антоновым,
пришли бы сюда, пожалуй, и изба моя не вместила бы всех. Ты, говоришь, о
Ванюшке Зорине слышал? Из деревни Арбузово-Щилиика? Вот-вот. Четырнадцать
лет было мальчонке, когда порешили его полицаи на берегу речки. А за что
убили? Об этом ты у отца Ванюшкиного спроси, у старого Зорина. Он и нынче
все там же, в Щилинке, век доживает.
Кровь людская, дорогой товарищ, что здесь в войну пролилась, отмщения
требует. И уж ежели пришел ты за правдой, так иди к нашим людям до конца: у
людей ее и найдешь..."