"Рауль Мир-Хайдаров. Жар-птица" - читать интересную книгу автора

у матери. Но организм молодой, сильный,- начал Чипига поправляться, только
глаза немного косить стали. Физрук школьный вновь его в спортзал затащил,
разработал для него специальный комплекс упражнений. Через полтора года
инвалидность сняли, признали годным к работе. Чипигиных в Мартуке знали, да
и беда не оставила людей равнодушными: директор районного банка предложил
Толику должность инкассатора. Дело нетрудное - раз в день, к вечеру, собрать
в магазинах выручку и доставить в банк. А магазинов в Мартуке-то всего пять.
В общем, согласился Толик, и жизнь, вроде, стала налаживаться.
Вновь беда подкараулила его через год. Однажды вечером, когда на танцы
только начал стекаться народ, кто-то из соседских ребят наткнулся у
цветочной клумбы в глубине парка на валявшегося без сознания Чипигина, рядом
лежала пустая инкассаторская сумка. Куда девались пятнадцать тысяч,
следователю он объяснить не мог. Расследовали это чрезвычайное для Мартука
событие долго и тщательно специалисты из области, и кончилось оно для Чипиги
восемью годами тюремного срока.
В тюрьме Чипигин не попал в струю,- характера он был своенравного,
насилия над собой не терпел. Дважды его переводили из тюрьмы в тюрьму,
потому что дрался он с тамошними паханами насмерть. В драках этих ему так
изуродовали лицо, что когда он, досрочно, через шесть лет, освободился, мать
не узнала его.
После тюрьмы Толик шоферил на автобазе, неожиданно для всех женился на
какой-то приезжей с двумя детьми. Баба попалась вздорная, крикливая,
любительница выпить. В громких и неприглядных скандалах прожил он с ней два
года, развелся, и тут такая нелепая смерть.
На другой день, когда мать ушла на работу, Нуриев открыл сундук.
Хотелось почувствовать запах сандалового дерева, а дохнуло из старого
китайского сундука прожитой жизнью: детством, коротким студенчеством,
трудной службой во флоте.
В сундуке, в который он заглядывал лет десять назад, лежали какие-то
странные вещи. Он-то хорошо помнил, что хранила в нем мать. Теперь же здесь,
словно для будущего музея, были собраны все его вещи, оставшиеся дома.
Книги, в основном, по медицине, что покупал он, будучи студентом
мединститута. В узком боковом отсеке увидел складной перочинный ножик,
который считал давно утерянным и о котором в свое время долго сожалел. Лежал
там компас и потрепанная колода карт, значок БГТО, тут же находилась
коробочка из-под вазелина с рыболовными крючками. Белое кашне, пестрые
галстуки, бархатная бабочка, старые перчатки - это были вещи его прошлой
жизни, вещи, которые он с трудом припоминал.
Перебирая книги, он наткнулся на толстый, в сафьяновом переплете,
альбом с фотографиями, который завел с первой же стипендии: была тогда такая
альбомная мода. На первой же наугад открытой странице - большая студийная
фотография троицы. Он сидел на стуле, закинув ногу на ногу, а Чипигин и
Солнцев стояли у него за спиной, положив руки ему на плечи.
Студенческие фотографии чередовались с флотскими. Флотских оказалось
немного: он, переросток, служивший не со своими одногодками, да еще бывший
студент, долго для многих оставался чужаком. Только годы и трудная служба
притерли моряков друг к другу, и фотографии в основном были третьего или
четвертого года. Нуриев и до службы не был балагуром и весельчаком, как
Чипигин, а на флоте и вовсе замкнулся - за глаза его называли "молчуном".
Неожиданно он наткнулся на пожелтевший любительский снимок. К парадному