"Рауль Мир-Хайдаров. Судить буду я" - читать интересную книгу автора

жену, сына, и он со стоном повалился на тахту, на которой, казалось, еще
вчера сидел рядом с сыном и женой. Высокие напольные часы в корпусе из
потемневшего красного дерева напомнили, что до Нового года осталось всего
шесть часов, и вдруг с боем старинных часов, купленных женой по случаю, в
комиссионном магазине, он понял, что отныне для него начался отсчет
совершенно нового времени. Он и на вещи вокруг себя после такого открытия
смотрел по-другому - привычные, родные, они жили как бы своей жизнью, уже
обходились без Саламат, считавшейся их хозяйкой, холившей, лелеявшей их;
да и погибни он сам вместе с ними, сегодня расхаживал бы тут чужой человек
и пользовался его вещами, слышал этот бой часов... Никогда до этой минуты
он так не ощущал бренность жизни, хотя с молодых лет ходил, что
называется, по лезвию ножа.
- Успеть бы! - вырвалось у него вслух неожиданно, но он не связывал это
"успеть" со встречей в "Лидо" с Миршабом.
Успеть - для него значило реализовать хоть часть целей, задач, он
чувствовал, как словно в песок ушли годы, и даже главные работы его жизни,
не потерявшие актуальности за десятилетия, и по сей день лежат с грифом
"Совершенно секретно", не востребованные обществом, лишний раз напоминая,
на сколько лет мы опоздали... И он в который раз пожалел, что так рано
ушел из жизни Юрий Владимирович Андропов, спасший его однажды.
Несмотря на отсутствие хозяйки, дом не выглядел запущенным, о том, что тут
постоянно бывала родня, он знал, и сейчас инстинктивно ждал телефонной
трели и звонка в дверь. Он не предупредил никого из близких, что намерен
покинуть больницу на Новый год, все вышло неожиданно, из-за дивного
снегопада. Узнав, что он вернулся, родственники кинутся приглашать к себе
провести праздник в кругу родных. Но он хотел побыть в новогоднюю ночь
один, восстановить в памяти счастливые дни с Саламат, поразмышлять о себе,
о времени, о деле, которым занят, - там ведь и минуты не дадут остаться
наедине со своими мыслями, будут заботиться, опекать, жалеть. А ему не
хотелось вторгаться со своей бедой в чужую жизнь, даже родственников, хотя
знал, что пекутся они о нем искренне. Для Камалова не прошло бесследно,
что он столько лет жил вдали от родины и придерживался в жизни традиций
скорее европейских, чем восточных, и не оттого, что отдавал предпочтение
иной системе ценностей. Так сложилась судьба, что его работа всегда
требовала максимальной свободы и независимости в отношениях с людьми, а в
родне человек растворяется, становится повязанным тысячами условностей, и
потому чувствовал себя неуютно, даже чужим, среди многочисленной родни, и
они, пожалуй, догадывались об этом, старались не быть назойливыми, но
все-таки... Но сегодня хотелось побыть одному, уже по-новому оценить свои
потери, взвесить свои возможности, ведь он объявил Миршабу по-русски: иду
на вы!
За окнами стемнело, старинные часы мелодичным боем уже дважды напоминали
ему о приближении Нового года, а он все никак не мог подняться, включить
свет, хотя ему хотелось заглянуть в спальню, в комнату сына, на кухню.
Разболелась нога, ныла от бедра, в больнице в таких случаях он просил
сильную дозу реланиума; и он понял, что ему нынче не уснуть.
Часы в углу предупредили, что от уходящего года остался всего час, и он,
придерживаясь рукой за стенку, доковылял до выключателя. Нога в движении
разболелась еще сильнее, и он долго стоял, притулившись к дверному косяку,
время неуловимо близилось к двенадцати, нужно было готовиться к встрече