"Рауль Мир-Хайдаров. Судить буду я" - читать интересную книгу автора

пригласила Миршаба в зал. Мягкая лирическая музыка, а точнее саксофон
знаменитого Папетти, доносящийся из огромных динамиков по углам комнаты,
хвойный аромат от быстро оплывающих свеч, светящаяся огнями, блистающая
украшениями елка, стол, белевший во тьме зыбким квадратом с дрожащими на
нем тенями, изысканно сервированный на двоих, - все это вернуло Миршабу
утерянное ощущение праздника, и он, обняв Наргиз, волнуясь, прошептал ей
на ухо:
- С наступающим Новым годом, милая...
Наргиз ответила легким поцелуем, а уходя, чтобы позвать официантов
накрывать стол, все же сказала с нескрываемой обидой:
- Жаль, что мы с тобой Новый год встречаем по-дальневосточному...
Она и раньше знала, что праздники он отмечает в кругу семьи, но сегодня не
удержала обиду в себе. Но он пропустил колкость мимо ушей, просто уже не
слышал ее: его мысли вновь вернулись к прокурору Камалову.
Если до сегодняшнего дня он верил в свою безопасность и считал, что в
капкан Ферганца попал только его шеф и однокашник Сухроб Акрамходжаев,
которого он часто, даже мысленно, называл Сенатор, то теперь иллюзия
благополучия рухнула, его жизнь тоже оказалась в опасности, он знал хватку
прокурора Камалова, охотника за оборотнями, чувствовал уже на шее удавку.
Выходит, оставалось одно - действовать, и действовать немедленно, прокурор
и в больнице представлял угрозу.
Бежать - бежать, прихватив с собой прекрасную Наргиз и пять миллионов
аксайского хана Акмаля, отданных ему не то во имя торжества зеленого
знамени ислама, не то для собственного спасения из рук КГБ - первое, что
приходило на ум.
"И жить в вечном страхе, ожидая каждый день ночной стук в дверь", -
нашептывал внутренний голос, и Миршаб без сожаления отмел этот вполне
логичный путь.
Вне власти он жизни уже не мыслил. Оставался один выход, о котором он
знал, но почему-то надеялся на чудо, на быстрый развал государства,
пытался отыскать другой, более безопасный, хотя понимал - иного не дано.
Ему оставалось одно - ликвидировать прокурора Камалова, Ферганца, а заодно
и взломщика Артема Парсегяна, Беспалого, находящегося в следственном
изоляторе КГБ, куда его определил хитрющий начальник уголовного розыска
республики полковник Эркин Джураев. Беспалый знал нечто такое про
Сенатора, что грозило жизни однокашнику Миршаба.
Хотелось немедля, сию минуту, несмотря на приближающийся Новый год, что-то
делать, предпринимать - ведь речь шла о его жизни, его судьбе. Жаль было
расставаться с деньгами, властью, положением. Нет, меня так дешево, как
Сенатора, ты не заполучишь, мысленно пригрозил он прокурору Камалову.
Миршаб чувствовал, как злоба начинает кружить ему голову, туманить мозги -
и он вдруг сказал себе: стоп, возьми себя в руки, против Ферганца нужно
действовать осторожно, расчетливо, желательно чужими руками. Возможно, он
и явился в "Лидо", чтобы вызвать ярость и лобовую атаку, мастак он
заманивать в ловушку. Надо помнить смерть снайпера Арифа, владельца
знаменитого восьмизарядного "Франчи", как тот угодил в собственноручно
расставленную засаду и поплатился жизнью. А сколько высших чинов милиции в
Москве из-за Камалова пошло в тюрьму, пока не вычислили, что именно он
охотник за оборотнями в органах... Многим людям и в Москве и в Ташкенте
стоит поперек горла этот несговорчивый прокурор, и ничему-то жизнь его не