"Хуан Мирамар. Личное время " - читать интересную книгу автора

задницы - те же звуки малоосмысленные, - Сериков в выражениях никогда не
стеснялся.
- Вроде ничего она была вначале, - осторожно сказал Рудаки, потому что
никакой бабы, тем более им рекомендованной, не помнил.
- Ага, ничего, - хрюкнул в трубку Сериков - это должно было изображать
сарказм, - два раза из кабины убегала, наушники бросала. Мы практически
вдвоем пахали.
- А как вообще девочка? - не выдержал Рудаки, хотя понимал, что лучше
не спрашивать.
- Не помнишь? - ехидно спросил Сериков, прожевав наконец то, что он там
жевал. - Или делаешь вид? Вероникой зовут - красивая девочка, между прочим,
но это не профессия, во всяком случае, не наша. Теперь могут в Стамбул не
пригласить из-за нее.
- Не помню, - в растерянности признался Рудаки, и этого делать не
следовало.
- Склероз у тебя, - поставил диагноз Сериков, - или, скорее,
придуриваешься, - и повесил трубку.
Рудаки, конечно, помнил, что есть такая Вероника у них на кафедре,
действительно, красивая девушка, но что брал он ее с собой на синхрон, не
помнил, и казалось ему это маловероятным. Красивая-то, красивая, а для
синхронного перевода другие качества требуются.
- Зачем я ее взял? - спросил он себя, но ответа не нашел. "Склероз", -
мысленно согласился он с диагнозом Серикова и стал собираться на работу -
была у него сегодня третья и четвертая пара, и до лекций много чего сделать
надо было, поэтому не мешало поторопиться.

Когда он появился на кафедре, то почти сразу понял: что-то не так.
- Добрый день, - сказал он, входя на кафедру.
На приветствие ответили почти все: и кафедеральные ветераны,
проводившие свои "окна" за чтением газет и чаем, и молодежь, уткнувшаяся в
учебники, но ответили как-то вяло, пряча глаза.
- Случилось что? - спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Ничего не случилось, - ответила Павловна - секретарь кафедры с
диктаторскими полномочиями. - Вас Алевтина Федоровна спрашивала.
- А... - сказал Рудаки. - А она где сейчас, на паре?
- На паре, - ответила Павловна и сердито зашелестела бумагами.
Он покрутился немного на кафедре и пошел в курилку, которая служила
своеобразным кафедеральным клубом. Там он и узнал, в чем дело, от своего
старого приятеля китаиста Вонга, с которым давно, еще во времена Империи,
работал в Институте информации и теперь вот встретился в Университете.
- Что за остракизм такой мне устроили на кафедре? - спросил он Вонга. -
Здороваются сквозь зубы, морды воротят. Алевтина почему-то со мной жаждет
встречи.
- А чего же вы ожидали? - ответил Вонг. - Задели вы опять
чувствительные места. Из Аппарата Совета Алевтине звонили, - Вонг покачал
головой. - За принципиальность платить надо.
Постепенно, задавая осторожные вопросы Вонгу, Рудаки выяснил, что,
оказывается, он опять не поставил зачет Устименко, который был не
кем-нибудь, а сыном губернатора одной из крупных губерний.
После распада Империи на этой территории образовался Союз независимых