"Игорь Минутко. Золотая братина: В замкнутом круге" - читать интересную книгу авторавот кто! Больше брата! Жизнью я ему обязан. Был проводником в последней моей
экспедиции на Кавказе. Искали медные руды. А нашли... Смерть нашли пятеро моих товарищей. Там, в горах, нас и застала революция. Решили возвращаться в Тифлис. А забрались высоко. Ночью на наш лагерь какая-то банда напала. По сей день не знаю, кто они. Вырезали всех. А меня Саид спас, собой прикрыл, у него и сейчас след ножа на груди. Уходили вместе. Если б не он... И Саид ко мне привязался. Добрались до Тифлиса - говорит: "Бери с собой. Ехать хочу, мир смотреть хочу, учиться. Тебе братом буду". Домой намерен ученым вернуться. Он мне брат, и я ему брат. Вошел Саид с горячим самоваром, принес чашки и блюдца, тарелки с черным хлебом, селедкой, порошок в тонкой пергаментной бумаге. - Сахар нет - сахарин, - вздохнул он. - Я вас не познакомил, - сказал Забродин. - Мой друг Кирилл Любин. Со студенческих лет. - Твой друг - мой друг, - сказал Саид, разливая чай по чашкам. Уже забытый аромат настоящего китайского чая! Попили чай с сахарином. Весьма вкусными оказались бутерброды из черного хлеба с селедкой. И тут Кирилл решился задать главный вопрос: - И все-таки я не понимаю... Ты - в Чека. Каким образом? Почему? - Почему?... - Глеб с удовольствием отпил глоток крепкого чая. - Уже сказал: на жизнь надо зарабатывать. Потом... Муттер, конечно: "Иди к нам. Все честные люди, преданные святому делу освобождения народа, с нами". Ну и так далее. Она на своей работе в буквальном смысле слова горит: с раннего утра до глубокой ночи. А обитает вот за этой дверью. - Он указал рукой на дверь в дальнем углу комнаты. - Раньше в той каморке наша горничная Маргариты Оттовны оказался в отделе промышленности. Вроде там подотдел есть, имеющий касательство к геологии. Принял меня комиссар в кожанке. У них все в кожанках. Вот и я теперь... Да... представился, подаю ему паспорт и диплом, говорю: последние годы профессионально занимался геологией, готов поехать в любую геологическую экспедицию, хоть на Кавказ, хоть на Дальний Восток. Он меня глазами съел и говорит: "Значит, на Кавказ? Может быть, в Грузию? То есть к буржуазному националистическому правительству? Или, не исключено, на Дону у атамана Краснова задержитесь?" Я молчу. Тогда он продолжает: "Понимаю, вам предпочтительнее на Дальний Восток, к господину Колчаку". Я опять молчу. Что на эту чушь ответишь? Тогда он: "Не ваша ли мать, гражданин Забродин, у нас здравоохранение опекает?" - "Моя", - отвечаю. "Понятно... - И комиссар долго изучал меня сверлящим взглядом. - Выходит, фамилия русская, а в душе, поди, немец?" - "По матери, - говорю, - немец, а по образу мыслей и жизни - россиянин". - "Так почему бы вам, - говорит комиссар и папироской попыхивает, а табак душистый, - почему бы вам не отправиться в экспедицию в Германию и не передать кайзеру шпионские сведения о нас?" Тут я не выдержал - и громким прокурорским голосом: "Вы что, против Брестского мира, подписанного товарищем Лениным?" Комиссар обомлел, табачным дымом подавился, закашлялся, с лица спал. А я ретировался. Вечером муттер все подробно докладываю. Она, бедняга, - розовые пятна по щекам, - потом говорит: "Попал на дурака. И вижу: по нему о всех нас судишь". Подумала. Может быть, помнишь, когда Маргарита Оттовна крепко задумывается, у нее нос краснеет. И говорит: "Вот что, в Чека работает мой давний боевой товарищ, еще по подполью, Дмитрий Наумович Картузов, я с ним предварительно переговорю..." |
|
|