"Игорь Минутко. Золотая братина: В замкнутом круге" - читать интересную книгу автора

тренировались вместе, хотя Никодим Иванович, ссылаясь на возраст, больше
наблюдал за молодыми коллегами. Уловив первое движение Николая, молниеносно
повернулся к нему боком...
- Дурак! - успел услышать Николай Якименко голос Воротаева.
Выстрел был безукоризненно точен - в центр лба. Оглядевшись по
сторонам, Никодим Иванович сунул пистолет в карман пиджака, подхватил
безжизненное тело молодого охранника под мышки и потащил его в открытую
калитку. Труп был невероятно тяжел, что-то екало в животе убитого - как
селезенка у загнанной лошади. Воротаев еле подавил приступ тошноты. С
трудом, тяжело дыша, он отволок свою жертву в кусты сирени и бросил там.
После этого Никодим Иванович подбежал к синему фургону с затемненными
стеклами, на бегу доставая из кармана брюк ключ от машины. А
"телохранители", Евгений и Станислав, уже несли через залы музея к выходу по
тяжелому мешку из тонкой парусины.

За дырявой кладбищенской оградой на развалинах старинного склепа в это
время бражничали два местных бомжа, которых братья по классу знали под
кличками Седой и Грач. Сегодня день выдался удачный: на трапезу друзья
прибыли с четырьмя бутылками дешевого портвейна "Южный", по семьсот граммов
каждая, и с закуской изрядной: хлеб, колбаса, помидоры, плавленые сырки - аж
шесть штук! Обычно выпивку и еду закупал Седой, принципиально приобретая все
отечественное, потому что был патриотом. По его твердому убеждению,
многострадальную страну окончательно загубят демократы. Когда была выпита
вторая бутылка портвейна, Седой, пережевывая колбасу с куском черного хлеба,
сказал прочувствованно:
- Хорошо-то как здесь, Господи!
- Я думаю, в самый раз пора по следующей заглотить, - философски
заметил Грач.
- Давай, - согласился Седой.
Грач потянулся было к третьей бутылке, и в это время совсем рядом
грохнул выстрел. Развалины склепа, на которых пировали Седой и Грач, были
напротив музея, а рядом, в бетонном заборе, в густых зарослях бузины, -
большой лаз с рваными краями; через него и проникали на кладбище Седой и
Грач. Услышав выстрел, оба, не сговариваясь, ринулись к лазу и, осторожно
раздвинув ветки бузины, выглянули наружу.
Увидели они страшную картину: пожилой дюжий мужик, пятясь задом, волок
к открытой калитке музея здоровенного парня в камуфляжной форме десантника,
держа его под мышки. Голова парня бессильно болталась из стороны в сторону,
из открытого рта что-то капало.
- Застреленный... - прошептал Грач. - Давай отседова! Видать, бандиты.
Заметят нас - и тоже кончат.
- Да ты что? - тоже шепотом зачастил Седой, оттаскивая товарища от
лаза. - Ведь музей грабят! Поможем задержать - премию отвалят.
- Так ведь, Седой, на допросы затаскают, в соучастников превратят.
- Тоже мне, соучастник! - ехидно ухмыльнулся Седой. - Посмотри на себя.
А сознательность у тебя есть? - повысил он голос. - Духовные ценности
отечества похищают!
- Тише ты! Сознательный какой... Патриот хренов! Если только премия...
- Слушай сюда, - перебил Седой. - Прячь выпивку и закусь под камушки -
и в отделение милиции, оно тут недалеко, я знаю, видел. Там дальше, метров