"Игорь Минутко. Искушение учителя (Версия жизни и смерти Николая Рериха) " - читать интересную книгу автора

для России мир каким бы то ни было способом, вплоть до единоличного акта, на
который я решился.
Но кроме общих и принципиальных, моих как социалиста побуждений, на
этот акт меня толкают и другие побуждения, которые я отнюдь не считаю нужным
скрывать - даже более того, я хочу их подчеркнуть особенно. Я еврей и не
только не отрекаюсь от принадлежности к еврейскому народу, но горжусь этим,
хотя одновременно горжусь и своей принадлежностью к российскому народу.
Черносотенцы-антисемиты, многие из которых сами германофилы, с начала войны
обвиняли евреев в германофильстве и сейчас возлагают на евреев
ответственность за большевистскую политику и за сепаратный мир с немцами.
Поэтому протест еврея против правительства России и союзников большевиков в
Брест-Литовске представляет особое значение. Я как еврей и как социалист
беру на себя совершение акта, являющегося этим протестом.
Я не знаю, удастся ли мне совершить то, что я задумал.
Еще меньше я знаю, останусь ли я жив. Пусть это мое письмо Вам в случае
моей гибели останется документом, объясняющим мои побуждения и смысл
задуманного мною индивидуального действия. Пусть те, кто со временем прочтут
его, будут знать, что еврей-социалист не побоится принести свою жизнь в
жертву протеста против сепаратного мира с германским империализмом и пролить
кровь человека, чтобы смыть ею позор Брест-Литовска.
Жму крепко Вашу руку и шлю Вам сердечный привет.
Ваш Блюмкин

Яков Григорьевич Блюмкин (1900-1929)
Вы представляете себе март в Одессе? Нет? Спешу на помощь. Солнечно,
прозрачно, на газонах в парках и скверах проклюнулась трава, почки на
каштанах вдоль Дерибасовской вот-вот распустятся. А море? Оно в марте...
Впрочем, что это я? О весенней Одессе давно все сказано. И какими перьями!
Итак, я родился в этом единственном в мире солнечном городе на берегу
Черного моря (до сих пор не могу понять - почему море черное?) в марте 1900
года, то есть, граждане и товарищи, считайте, почти в начале нового века -
Яшке Блюмкину-таки повезло: ровесник нового века!
Что? Кто родители? Боже мой!.. Ладно, слушайте: бедная еврейская семья.
Отец раньше, еще до моего появления в этом бренном мире, зарабатывал хлеб
насущный в Полесье на лесных промыслах, потом мы - я уже произведен на
свет - застаем папу мелким коммерческим служащим в Одессе, заработок - ни
Боже мой, мизер. Мама хлопочет по хозяйству; трое детей (я младший);
старенькие дедушка и бабушка - в чем душа держится, но кушать просят каждый
день. В 1906 году папа умер - от жизненного переутомления, болезни почек и
тяжких раздумий о несовершенстве людского бытия.
Так я рос в условиях еврейской провинциальной нищеты, стиснутый с одной
стороны национальным угнетением, с другой - социальной обездоленностью. И
был я предоставлен своей собственной детской судьбе.
Однако мама считала меня очень умненьким: "Ты, Яшутик, соображаешь
лучше Левы и Розочки". Лев и Розалия - мои старшие брат и сестра. Короче
говоря, мама, сделала все, сверх своих слабых женских сил, чтобы я учился,
получил образование, и в 1908 году я был принят в начальное еврейское
духовное училище, то есть в Первую одесскую Талмуд-Тору. Принимали туда
сирот и детей из бедных семей. Обучение бесплатное, на средства религиозной
общины. Одна трудность - попасть. Я - попал, учился только на "отлично",