"Игорь Минаков. Прекрасный утенок" - читать интересную книгу автора

руку, прекратили. Перестали снабжать лекарствами, одеждой, бытовыми
принадлежностями, а главное - книгами; когда он мотался между городом и
Столицей, собирая пожертвования, уговаривая чиновников, закупая на
собственные, весьма скромные сбережения все необходимое. Пока не сумел выйти
на ведомство генерала Пферда и объяснить этому чиновнику от "закрытой науки"
всю нелепость создавшегося положения, и когда вернулся к прежним заботам в
заведении, именовавшемся теперь Лепрозорием. Ныне, судя по непонятному в
среде мокрецов оживлению, назревал четвертый период. И ему, старому доктору
Голему, придется вновь принимать какие-то решения, брать на себя
ответственность сразу за все, каковая, впрочем, и не снималась с него с тех
самых пор, когда он понял, что имеет дело не просто с одним из генетических
заболеваний, а с прогрессивной мутацией вида хомо сапиенс сапиенс.
Несмотря на пролетевшие годы и множество заслонивших тот далекий день
событий, Юл Голем хорошо помнил, когда вместо ущербной Y-хромосомы увидел он
под своим мощнейшим, сверхдорогим микроскопом две полноценные Х-хромосомы
мужской особи, "страдающей особой разновидностью проказы". Воображение его
нарисовало могучее древо эволюции приматов со свежим зеленым побегом на
самой верхушке.
С этого момента он понял, что никогда уже не сможет быть счастлив,
зная, что возможно иное, более полноценное существование, и не умея в силу
своей природы достичь его. Вероятно, тогда и родилась у доктора Голема идея
поставить возможности мутантов на службу человечеству, их породившему. Не
генералу Пферду, не Президенту, не даже своей погрязшей в трясине ползучего
тоталитаризма стране, но всему человечеству.
Образование Голема было естественно-научным. Не разбираясь ни в
социологии, ни в политике, он попытался самостоятельно изучить ряд
социально-экономических доктрин и пришел к выводу, что коммунизм, пусть и с
оговорками, есть то, что ему нужно. Однако, вступив в коммунистическую
партию, он вскоре был сильно разочарован, не обнаружив в ее программе
ничего, кроме призывов к вооруженному свержению существующего политического
режима и промышленному саботажу. Поэтому, формально оставаясь коммунистом,
он взрастил и взлелеял свою собственную утопию, в которой было немало от
Маркса, кое-что от экзистенциалистов и Библии.

Зурзмансора Голем застал на обычном месте, у диковинной машины,
сочетавшей в себе компьютер и электронный микроскоп. На экране машины
плавали какие-то нити с ярко выраженной ячеистой структурой. Доктор
несколько минут понаблюдал за метаморфозами, происходившими с этими нитями,
и вздохнул. Увы, он безнадежно отстал от современной науки, выполняя функции
скорее администратора-посредника между мутантами и людьми. Слабым утешением
служило то, что и другие ученые так же безнадежно отстали от Лепрозория. И
не только биологи.
То ли вздох у Голема получился слишком громким, то ли исследователь
просто решил обратить на него внимание.
- Добрый вечер, доктор! - сказал Зурзмансор, поворачиваясь на винтовом
табурете лицом к врачу. - Вы прямо из города?
Голем пожал сухую крепкую ладонь и поспешил осесть в большое мягкое
кресло в углу, предназначенное специально для него. Мутанты были равнодушны
к комфорту.
- Как поживает наш друг Банев? - спросил Зурзмансор.