"Борис Минаев. Мужской день" - читать интересную книгу автораиногда звякая ложками.
Время вдруг показалось томительно длинным. Сколько еще его пройдет, прежде чем они додумаются извиниться? Я закрыл глаза и сразу представил двор с плавающим по воздуху тополиным пухом, высыхающие лужи, шуршащие по асфальту конфетные обертки. А в ванной было холодно и скучно. Во всем этом была мучительная неразрешимость. Я не мог объяснить, что со мной. Я только знал, что дело не в том, и не в этом, а совсем, совершенно в другом! Это другое было гораздо важнее, чем мои крики, мамина обида и все прочее! Это другое и был я сам, со своим глухим упрямством, с сосущей слабостью в затылке и под коленками, с заиканием и веснушками на носу - и это все вместе так плохо склеивалось, соединялось, сливалось, а тут его еще дергали с каким-то килограммом сахарного песку и батоном хлеба. Почему я закричал на маму, что за тяжесть в голове, почему я боюсь кассирши и сижу, как дурак, здесь? И вдруг я понял, что убежал сюда не от родителей и не от булочной. Я сбежал сюда от щемящего чувства тревоги. Это оно ходило за мной по пятам, с самого утра, как насморк или икота. Это оно сделало меня злым и разбитым. Моя тревога - это и был я. Она не могла бы кончиться, даже если бы мама и папа встали сейчас передо мной на колени, а вместо булочной предложили пойти в зоопарк. И мне показалось, что эта тревога всегда будет со мной. И что если взять с собой в магазин на всякий случай сто рублей, чтобы уж точно на все хватило, она все равно будет жечь потихоньку, как прожигает линза из сломанных очков листок бумаги - сначала желтое пятнышко, потом черное, потом Тревога за все - чтобы не погасло солнце, чтобы все успеть. Чтобы тебя не разлюбили... Чтобы не показаться смешным, не стать дураком, не делать никому плохо. - Ты там живой? - с любопытством спросила мама и постучала в дверь. Я молча щелкнул задвижкой, вышел и протянул ладонь за рублем. - Да ладно, можешь не ходить, - удовлетворенно сказала мама и чуть-чуть подтолкнула меня к двери, несильно, необидно. Я еще раз посмотрел на свое убежище. Все так же равнодушно блестел кафель, пахло хозяйственным мылом, шумно текла вода. - Воду-то зачем включил? - спросила мама и повернула кран. Стало тихо. Я снова вышел во двор и почувствовал, что жить стало легче. Обида совсем прошла. Да и была ли она вообще? ГОРЬКИЙ ЛУК Когда я был маленький, о моем упрямстве ходили легенды. Нужно при этом отметить, что легенды ходили в довольно узком кругу - я, мама и папа. Тем не менее, мама много раз повторяла их, так много, что в моей голове они превратились в целый сборник легенд, наподобие подвигов Геракла. Вот одна из них. Осенью я пошел в первый класс. Мне все сначала очень нравилось: большая светлая школа, учительница, палочки с ноликами, а самое главное - |
|
|