"Павел Николаевич Милюков. Воспоминания (1859-1917) (Том 2) " - читать интересную книгу автора

музыкальное образование как на профессию. Но музыкальное преподавательство
было ее любимым занятием, и она рассчитывала, что кое-какие сохранившиеся
консерваторские связи помогут ей найти частные уроки. За нею должны были
привезти ее малолетнюю дочь Ксению и великолепный рояль Блютнера. Инструмент
прибыл благополучно, и начались мои дуэты с взыскательной партнершей,
привыкшей к строгой классической музыке. Мне пришлось подтянуться и даже
подзубрить Крейцерову сонату Бетховена, чтобы не остаться за флагом.
Мало-помалу эти дуэты вошли в привычку, а общие музыкальные вкусы, вместе с
личными достоинствами Н. В., создали между нами прочные отношения, которым
суждено было продолжаться до конца моей жизни.
Упомяну еще об одной черте, которая проявилась у меня за эти же годы: о
вкусе к постоянной оседлости. Мои материальные возможности значительно
увеличились в это время. К моему содержанию редактора газеты прибавилось
жалованье члена Думы; продажа "Очерков", не терявших своей популярности,
также давала постоянный дополнительный доход. Я обзавелся постоянной
квартирой в одном из компанейских домов, построенных на пустыре Песков, и
перебрался туда из Эртелева переулка. После моей первой поездки в Крым меня
тянуло к южному берегу. Эта тяга увеличилась, когда туда переселился И. И.
Петрункевич, заболевший после случайного перелома ноги при выходе из трамвая
в Петербурге. Он объявил нам, к нашему большому огорчению, что окончательно
отказывается от непосредственного участия в практической политике, и жил в
имении падчерицы, графини С. В. Паниной, в Гаспре, где раньше пользовались
гостеприимством хозяйки гр. Толстой во время своей болезни и Чехов. Мы
приезжали туда на каникулы с женой; А. С. Петрункевич, супруга Ивана Ильича,
была хорошей музыкантшей, обожала Бетховена, и, вместе с Полем, известным
впоследствии музыкальным критиком, исполнявшим на альте партию виолончели,
мы разыгрывали Бетховенские трио.
Счастливый случай сделал нас собственниками участка, доставшегося по
дешевой цене по разделу с пайщиками в нетронутой, дикой местности между
мысом Айя и заливом Ласпи, с его рыбаками, ярко описанными в рассказе
Куприна. На высоте, над морем, я построил домик, стоивший всего тысячу
рублей, но состоявший из четырех комнатушек с восемью кроватями для детей и
приезжих. Там мы провели несколько вакаций.
Затем открылась другая возможность - приобрести участок в Финляндии, в
местности Ино, которая начинала заселяться дачниками. Мне было недосужно,
но, по сообща обсужденному плану, жена построила здесь уже большую
двухэтажную дачу. Место, выбранное нами, представляло высшую точку берега, и
с верхней террасы открывался обширный вид: на востоке блистали в лучах
заходящего солнца купола Кронштадта, а на юго-западе стушевывались в тумане
мягкие очертания Лисьего Носа. Однако, обладание этим участком оказалось
непродолжительным. В один прекрасный день пришла на мой участок группа
генералов и офицеров, я повел их на террасу любоваться видом и сказал между
прочим: вот, господа, милости просим сюда, когда приедет в гости Василий
Иванович (так называли императора Вильгельма), лучшего места для встречи вы
не найдете. Моряки оказались того же мнения и скоро вернулись с обязательным
предложением отчудить участок для постройки форта. Отчуждение состоялось;
дом был разрушен и на месте моего кабинета стояла дальнобойная пушка. С трех
точек - Кронштадта, Лисьего Носа и форта Ино пушечные выстрелы как раз
сходились против нашей бывшей дачи, закрывая путь к Петербургу.
Наш интерес к прибрежной местности Финляндии, однако, не был исчерпан