"Александр Мильштейн. Дважды один" - читать интересную книгу автора

Александр Мильштейн

Дважды один

Помолчав, мама добавила: "Мне теперь не нужно больше жить". Я чуть было
не спросил: "А как же я?" Если для этого вообще нужны причины. "Он пропал в
Израиле, - сказала мама, в стране, где каждый день только и слышишь..." Я
услышал в трубке всхлипы, закурил сигарету и, подумав, что мое молчание
может маму обидеть, сказал: "Господи, как он попал в Израиль? Он вроде бы
никуда не уезжал".
"Он поехал в гости к тете Эте. Я тебя прошу, чтобы ты немедленно
полетел туда, ты его найдешь..." Я сказал, что не могу вот так взять все и
бросить. Что я полечу не раньше, чем через неделю. Я подумал, что через
неделю все, может быть, прояснится. Так или иначе. В моей поездке уже не
будет никакой надобности. В принципе я ничего не имел против того, чтобы
поехать в Израиль, я там никогда не был. Но я не хотел и не мог бросать
семинар в Голландии, да и в Нью-Йорке меня ждала работа, которую необходимо
было сделать в срок. Мое согласие поехать только через семь дней не вызвало
у мамы большого удивления. Но она не смогла удержаться, чтобы не сказать
мне, что я не брат, не сын и не человек. Я вынужден был все это слушать,
глядя на море, шатавшееся внизу. Кое-где оно вскипало, и пена устремлялась
вверх, пытаясь достать до прозрачного дна ресторана. Я слушал хорошо
знакомые упреки, и совершенно не слышал море, которое должно было бы громко
шуметь. Отделенное от меня стеклом, море было бесшумным. Его озвучивал голос
моей матери. Мне принесли стакан горячего грога, который я каким-то образом
успел заказать, я пил его маленькими глотками, периодически повторяя в
трубку: "Да. Да. Я же сказал. Я поеду". В ресторан вошел человек с
растрепанными рыжими волосами. Его звали Кевин, он тоже был участником
семинара. Он сел за мой столик, заказал себе пиво и спросил, что случилось.
Видимо, что-то было написано у меня на лице, не очень разборчиво. Я сказал,
что мне предстоит еще одно путешествие. Я должен буду отправиться в Израиль
на поиски собственного брата.
- При этом брат у меня довольно специфический, - сказал я, - кроме
внешности мы с ним не похожи ничем, никак и ни при каких обстоятельствах.
- А внешне вы похожи? - спросил Кевин.
- Мы близнецы.
- Вот как. Вас нельзя различить?
- Можно. У Стасика вот здесь маленький шрам, над бровью. Когда нам было
по три года, я ударил его совком. Кроме того, даже когда мы жили вместе, мы
по-разному одевались, имели разные прически, летом я загорал, а Стас всегда
был бледнолицым... И так далее, вплоть до пятой графы. Ну была такая графа в
советском паспорте. У Стаса там было написано "еврей", а у меня "русский".
Стас всегда все делал не вовремя, и вообще был асоциален, ему на все было
наплевать. Его отговаривала паспортистка - "зачем тебе это нужно? - говорила
она, - подумай хорошенько". Но Стас уперся, как баран...
- А ты? - спросил Кевин.
- А я с самого начала решил записать себе в паспорт папину
национальность. Я - нормальный человек. И по этой же причине, как только
стало возможно, я уехал в Штаты. Стас остался на родине. Один раз он
приезжал ко мне в гости. Встречая его в аэропорту, я с удовлетворением