"Ребекка Миллер. Частная жизнь Пиппы Ли " - читать интересную книгу автора

со стен которой лохмотьями свисают обои. В "Хартфорд курант" Грейс вернулась
звездой. Через два года она в ранге официального фотографа "Гетти имиджис"
уже летела в Кабул.
То, что другие воспринимали как талант, а сама Грейс совершенно иначе,
ставило ее в тупик. Собственная удачливость казалась пугающе невероятной:
девушка словно выдумывала неожиданные образы и ракурсы, силой воображения
нанося их на пленку. Фотографируя, она уходила в себя, забывала обо всем,
поэтому слышать похвалу было как-то неловко. Порой неожиданная идея
поглощала настолько, что Грейс делала снимки автоматически, а потом
недоумевала: "Это действительно моя работа?" Ее, конечно, ее, а холодный
рассудок подсказывал: "паранормальные" аспекты избранной профессии - обычный
юношеский бред. Им она не стала бы делиться ни с кем, кроме брата-близнеца.
К Бену Грейс относилась с жесткой (а порой и жестокой) откровенностью и
насмешливой резкостью, которую проявляла лишь в очень узком кругу.
Брата Грейс воспринимала продолжением собственного Я. Она осознавала,
вернее, машинально отмечала, как краем глаза отмечают скребущуюся в углу
мышь: ее безудержное рвение к работе отчасти продиктовано желанием
оторваться от Бена, превзойти его. Отношения у них складывались идеально,
настолько идеально, что Грейс ни в ком другом не нуждалась. С точки зрения
психотерапевта, доктора Сары Кройцфельдт, у которой девушка наблюдалась
несколько месяцев во время обучения в колледже, "она не до конца
индивидуализировалась". В университетскую клинику Грейс обратилась с
жалобой, что никак не может влюбиться. Ведь одна прекрасная возможность у
нее точно была - умный, интересный парень с отличным чувством юмора,
сияющими глазами и мускулистым телом. Грейс балансировала на краю
влюбленности и даже провела несколько блаженно счастливых часов, упиваясь
всепоглощающей нежностью. Не хватило малейшего пошлого намека, плоской
шутки, мимолетной неискренности - и девушка почувствовала: на груди
смыкается свинцовый панцирь, отделяя ее от объекта симпатий, как острый нож
отделяет одну сосиску от другой. Ну вот, опять двадцать пять...
Грейс во всем винила Бена, смешного, обаятельного, приводящего в
восторг и бешенство. Никто не обладал таким чувством юмора, никто не
воспринимал мир с таким добродушным цинизмом. Пара недель кропотливой работы
над "недостатком индивидуализации" - и интерес к сеансам начал угасать.
Смущенная банальностью своей проблемы, Грейс жалела, что вообще обратилась
за помощью. Однако теперь следовало пройти курс до конца. Раздосадованная,
она закрылась от доктора Кройцфельдт, а во время сеансов отмалчивалась,
угрюмо наблюдая за студентами, курсирующими между библиотекой, общежитием и
зданием математического факультета.
Странное поведение возбудило интерес Сары Кройцфельдт. В Грейс Ли она с
самого начала почувствовала отголоски внутреннего взрыва, мину, сработавшую
на такой глубине, что девушка сама не ощутила. Когда Грейс впервые вошла в
ее кабинет, доктор очень удивилась. Совершенно непохожа на студентку
Ларкена! Маленький, почти камерный университет Ларкена готовил художников,
поэтов, писателей, критиков и артистов. Обучение было не углубленным и
интенсивным, а скорее обширным; стараясь удовлетворить прихоти студентов,
преподаватели меняли программу чуть ли не до неузнаваемости. В рекламных
проспектах колледжей на первом месте стояли фразы вроде "оптимизации во имя
творчества" и "индивидуального подхода". Большинство студентов отличал
затравленный, отсутствующий взгляд, как у опоссумов из разоренной норы. По