"Стивен Миллхаузер. Метатель ножей " - читать интересную книгу автора

потому что было рано, только я ворочался с боку на бок, и пока вертелся,
дневные события мрачно сгущались в моем сознании: я видел спятившего друга,
разрушенный дом и уродливую безобразную жабу. И себя - слабого и нелепого,
выворачивающего себе мозги в абсурдное сочувствие и понимание. Потом впадал
в забытье и тут же приходил в себя - или, может, то был один долгий сон с
частыми полупробуждениями. Я иду по длинному коридору, а в конце его -
запретная дверь. С угрюмым волнением открываю дверь и вижу Альберта - он
стоит, скрестив руки на груди, и сурово на меня смотрит. А потом начинает
кричать, лицо страшно краснеет, он наклоняется и бьет меня по руке.
Из глаз у меня текут слезы. За его спиной кто-то встает и подходит к
нам. "Вот, - произносит этот кто-то, который тоже почему-то Альберт, -
возьми". Его кулак обернут носовым платком, и когда я сдергиваю платок,
большая лягушка сердито поднимается в воздух, отчаянно хлопая крыльями.
Я проснулся в расчерченной солнцем комнате, напряженный и измученный.
Через пыльное окно виднелись ветви с трехпалыми листьями, а между ними -
голубые клочки неба. Было около девяти. Голова болела в трех местах: правый
висок, затылок и за левым глазом. Я быстро умылся и оделся, спустился по
темной лестнице - и чем ниже я спускался, тем больше сгущался мрак. На
выцветших обоях я различил две повторяющиеся сценки: выцветший мальчик в
синем лежит в выцветшем желтом стогу сена, возле него - пастуший рожок;
девочка в белом тащит воду из выцветшего колодца.
Гостиная была пуста. Опустел, похоже, весь дом. Тарелки после ужина
оставались на круглом столе в сумеречной столовой. Перед отъездом я хотел
лишь чашку кофе. В чуть менее темной кухне я нашел старую банку с
растворимым и щербатый синий чайник с маленькой наклейкой - рыжим
бронтозавром. Послышался какой-то стук: сквозь листья и ветки я увидел в
окно кухни Альберта - он стоял ко мне спиной и что-то копал. Снаружи был
яркий солнечный день. Возле Альберта в грязи сидела Алиса.
Я взял чашку затхлого на вкус кофе в столовую и выпил за столом,
прислушиваясь к ударам Альбертовой лопаты. В плохо освещенной комнате за
круглым коричневым столом было мирно. В кухне переливался косой солнечный
луч. Он мешался с птичьим свистом, листвой в окне, бурым сумраком, ударами
лопаты, что переворачивала грунт. Мне пришло в голову, что можно просто
упаковать вещи и выскользнуть, избежав неловкости прощания.
Я допил унылый кофе и отнес чашку в кухню. Внутренняя дверь на задний
двор была приоткрыта. Я замер с пустой чашкой в руке. Повинуясь внезапному
порыву, приоткрыл дверь еще чуть-чуть и скользнул между нею и сеткой.
Сквозь погнутую проволоку футах в десяти от дома я видел Альберта.
Рукава закатаны, ногой давит на лопату. Он перекапывал грязь на краю сада,
переворачивал ее, вгрызался в грунт, отбрасывая комья травяных корней. Алиса
сидела рядом и наблюдала. Альберт, двигаясь вдоль границы сада, то и дело на
нее оглядывался. Секунду они смотрели друг на друга, а затем он возвращался
к работе. Стоя в теплой тени полуоткрытой двери, глядя сквозь сетчатую рябь
в сад, трепетавший от солнца, я ощутил, как между Альбертом и его женой
вибрирует таинственный ритм, легкость или жизнерадостность, зыбкая солнечная
гармония. Словно оба сбросили кожу и смешались с воздухом или растворились в
свете. И видя это воздушное смешение, мягкое таяние, скрытую гармонию,
ясную, как звон далекого колокольчика, я вдруг понял, что именно этого не
хватает мне, моей жизни - именно такой гармонии. Словно я сделан из
какого-то гранита, который никогда ни в чем не растворится, а Альберт открыл