"Лариса Миллер. Между облаком и ямой (Поэтическая библиотека)" - читать интересную книгу автора

Стихи Ларисы Миллер

Много лет назад, более четверти века, Надежда Яковлевна Мандельштам
писала: "Не знаю, всюду ли, но здесь, в моей стране, поэзия целительна и
животворна, а люди не утратили дара проникаться её внутренней силой".
Прежде, чем передать по мере сил, как подходят именно эти слова к стихам
Ларисы Миллер и её читателям, отступлю ненадолго в сторону. Неужели прошло
много лет ? Для старых четверть века - совсем немного, для молодых - это
почти вечность. Однако, именно мы, немолодые, могли бы заметить, что живём
в совершенно другом мире. Если бы Бог обращал внимание на нашу глупость,
если бы Он не сокрушался из-за неё, а карал нас, словно мы "ведаем, что
творим", мы бы Его довели своими жалобами. Пожалуйста, вспомните то время!
Поистине, хлеб был отравлен, и воздух - выпит.
Надежда Яковлевна, человек трезвый и мудрый, не только знала это, но и
уже лишилась той простой благодарной радости, которой полна её первая
книга. Но вот, в печали, почти в отчаянии, она пишет эти слова. Гневя или
не гневя Бога, многие скажут, что теперь они неверны. Многие даже решаются
считать, что наше время хуже "того", поскольку исчезло всё то, что
приравнивало поэта к пророку или к свидетелю, т.е. мученику.
Обычно прибавляют, что царит невообразимая пошлость. Конечно. Царит, как
и всегда. Даже нельзя сказать, что раньше она была скрыта: может быть,
похабности скрывали, а всё остальное - ничуть. Того, что есть на свете,
кроме пошлости, очень мало - тоже как всегда. Но оно есть, только за это
меньше мучают. Точнее - мучают на мирском, непременном уровне, а не на
адском.
Теперь обратим внимание на самые слова Надежды Яковлевны. Прежде, чем
сесть за это предисловие, я спрашивала людей - и давно любящих стихи Ларисы
Миллер, и впервые узнавших - что с ними (людьми) происходит, когда они
читают эти стихи. Лучше всего мы обобщим ответы, если скажем: они
проникаются внутренней силой. Такая поэзия именно целительна и животворна.
Само по себе это - чудо, случилось же оно потому, что поэт, как героиня
одной сказки, сочетает почти несочетаемое. Многие из нас, скажем я, в
сущности не жили в "семидесятые годы", которые продолжались лет двадцать,
хотя бы с суда над Синявским и Даниэлем и до весны 85-го. Тем самым, мы не
могли создавать того, что Сергей Сергеевич Аверинцев назвал "сокровищами
семидесятых". Людей, которые тогда жили, не зная, что это - не жизнь, можно
жалеть, не стоит бранить, но они уж точно ничего создать не могли. Лариса
Миллер и жила и не жила не в смысле какой-то смутной недожизни. Она
полностью жила и полностью не могла жить. Мы с ней не виделись, но стихи
говорят гораздо больше, чем несовершенные земные встречи. В самой
сердцевине этих лет она просит: "Научи меня простому - дома радоваться
дому", а в самом начале, и без просьбы, видит "июньский день и сад зелёный
в квадрате моего окна". Поближе к концу она не только заклинает, но и
рассказывает: "Хорошего уйма хорошее сплошь [...] и если не манна слетает с
небес, то всё ж филигранна, воздушна на вес снежинка...". Снежинки эти "на
фоне безрадостных лиц", но по отношению к Ларисе Миллер слово это - не
очень точное. Снова и снова в её стихах сочетаются благодарная
пристальность и стоическая трезвенность. Ни вымученных восторгов, ни