"Уолтер Миллер, Терри Биссон. Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь ("Святой Лейбовиц" #2)" - читать интересную книгу автора

епархиями.
Но население Валаны снова мрачнело. Единственной индустрией Валаны
было обслуживание церковных нужд, и благополучие бюргеров зависело от
пребывания в городе изгнанного папы. Молитвы, осуждающие раскол, истово
звучали на конклаве, но в местных церквах они не пользовались
популярностью. Рабочие ежедневно отскребали стены кафедрального собора,
смывая ночные граффити, которые оставляли родственники тех же рабочих.
Прошли и демонстрации. Горожане и жители окрестных деревень собрались,
чтобы предложить вниманию неприступных и неумолимых кардиналов своих
собственных кандидатов. На улицах часто слышалось имя Амена Спеклберда,
святого человека, обитавшего в этих местах, целителя и заклинателя дождей.
Он был отлученным от сана священником ордена Святой Девы Пустыни; знал его
и епископ Денвера, который заставил его выбирать между отлучением от сана и
трибуналом по обвинению в ереси.
Но, движимый Святым Духом, священным ужасом перед разгулом толпы и
приближением суровой зимы, конклав наконец избрал самого епископа Денвера,
высокочтимого Марионо Скуллите (он не был членом коллегии, но считался
человеком, на которого можно было положиться), надеясь, что при нем
положение дел не ухудшится. Он принял имя Линуса VII, и это позволяло
предполагать, что он вернется к политике того папы, который до злосчастной
рыбалки собирался положить конец расколу.
Но сейчас Линус VII медленно умирал от неизвестной болезни, которую
никак нельзя было отнести на счет яда (разве что его сестры и племянники,
которые служили дегустаторами блюд понтифика, тоже участвовали в заговоре).
Проконсультировавшись с папским врачом, кардинал Элиа Коричневый Пони нанял
частную карету без церковных гербов и кучера из Кочевников, который не знал
ни слова на языке Скалистых гор. "Мне надо попрактиковаться в диалекте
Диких Собак",- объяснил кардинал своему помощнику. И, не привлекая
внимания, направился в юго-западную пустыню, чтобы посоветоваться с аббатом
Джара-дом кардиналом Кендемином. Кучер, восседавший на козлах, бегло
говорил на нескольких языках, и им было о чем поболтать в дороге.

Брат Чернозуб снова покинул монастырь. Он знал, что должен вернуться,
но временами буйное наследие, доставшееся ему от Кочевников, неудержимо
овладевало им. На несколько дней он забывал и свои обеты, и здравомыслие -
и пускался в бега. Он бежал не столько от плохой еды, жесткой лежанки и
долгих занудных часов бдений, сколько от власти своих надменных, всезнающих
и всевидящих начальников. На этот раз он, стащив несколько монет со стола
настоятеля, купил в деревне хлеба и бурдюк из-под вина. Наполнив его водой,
Чернозуб побрел к северу. В первый день он предпочитал держаться в стороне
от дорог, чтобы не встретиться с путешественниками, но к закату, опасаясь
волков, вернулся к главной дороге и на ночь нашел укрытие в каком-то
монашеском убежище. Оно представляло собой замкнутые каменные стенки без
крыши, трех шагов в ширину и длину, но все же достаточно высокие, чтобы
даже разъяренный волк не мог их перепрыгнуть. Среди разнообразных граффити
была надпись по-латыни, которая приветствовала гостей и запрещала им
испражняться в пределах стен. Такие убежища вдоль дорог возводили монахи
его собственного ордена, но никто не заботился, чтобы содержать их в
чистоте. По полу текла струйка воды, отбившаяся от горного источника.
Чернозуб разжег костерок и вскипятил в кружке воды, опустив туда для вкуса