"Уолтер Майкл Миллер. Темное благословение" - читать интересную книгу автора

подушке. Одна из сестер расчесала их и разложила, как темные волны,
блестевшие при свете свечи. Виллия спала. Свеча на миг испугала Пола, наведя
на мысль о смертном ложе и таинстве рока. Но рядом лежал журнал с загнутой
страницей - очевидно, кто-то недавно читал ей вслух.
Он стоял в дверях, наблюдая за медленными колебаниями ее груди. Свежая,
юная, стройная - даже в этом грубом хлопчатобумажном платье, которое они ей
дали. Даже с этой голубовато-белой бледностью кожи, которая вскоре станет
такой же серой, как облачное небо зимних сумерек. Ее рот слегка раздвинулся,
и он отступил на шаг. Но губы застыли, сверкая влагой и обнажая ровные белые
зубы. Тонко очерченное лицо утопало в подушке. А потом ее челюсти вдруг
сжались.
Неожиданно из нижней залы донесся таинственный и высокий голос,
наполнивший здание эхом полунапевной грегорианской вести:
- Asperges me, Domine, hissopo, et mundabor...
Священник начал мессу.
Как только полились звуки гимна, пальцы девушки сжались в кулаки. Ее
глаза нервно открылись, дико обшаривая потолок. Сметая простыню и покрывало,
она прижала кулаки к лицу и закричала:
- Не-е-т! Нет, только не это! О, Господи, я не хотела!
Пол отпрыгнул в сторону и прижался к стене. В его животе все больше и
больше сжимался комок скорби и одиночества. Он испуганно осмотрелся вокруг.
Монахиня, услышавшая крик, быстро прошла внизу по коридору, беспокойно шепча
под нос молитву. Неподалеку от двери пухлая дородная женщина крахмалила
белье. Она бросила на Пола быстрый вызывающий взгляд и, переваливаясь,
засеменила в комнату.
- Деточка моя, ну, что случилось? Опять этот сон?
Он услышал, как Виллия вздохнула и застонала. А потом раздался ее
слабый голос:
- Они... они заставили меня коснуться его... О-о-о, Боже! Я хочу, чтобы
мне отрубили руки!
Пол побежал, оставляя вдали пожилую монахиню и ее успокаивающий шепот.
Он провел остаток вечера в своей комнате. На следующий день пришел
Мендельхаус и сообщил, что яхта еще не готова. Им осталось просмолить дно и
снабдить судно провизией. Но священник заверил, что судно будет на ходу в
течение двадцати четырех часов. А Пол никак не мог заставить себя спросить
его о девушке.
Монах принес еду - нераспечатанные консервы, все еще горячие после
стерилизатора и поданные на закрытом подносе. Мужчина надел перчатки и
маску. Его кожа блестела от масла. На какой-то миг Пол почувствовал себя
заразным пациентом, от которого защищались врачи и санитары. Прямо как у
Омара Хайяма, подумал он: "молю я, открой, так кто же горшок и кто же теперь
здесь горшечник?"
Неужели Сиверс прав, полагая, что человек, независимо от серых ладоней,
терроризируется обезьянно-стадным чувством и именно поэтому сует всем и
каждому свое блаженство? Какой же узкой стала грань между благодеянием и
проклятием, между дьяволом и Богом. Паразиты явились в маске демона - в
обличьи страшной болезни. "А болезни часто убивали меня,"- сказал Человек. -
"Значит, они - зло!" Но разве это истина? Огонь тоже губил наших носивших
дубинки предков, но позже он стал служить им во благо. Да и болезни! Их ведь
можно использовать с выгодой - например, искусственно вызванный брюшной тиф