"Генри Миллер. Нью-Йорк и обратно (джазовая легенда) " - читать интересную книгу автора

што-то дуковное, как я коворить фее фремя. Иначе он пыть просто шифотное,
прафда? Ван Лун, он утфершдать, што шелофек иметь польшие мускулы, как
опесьяны, и крошечный маленький моек, который телать его колова слишком
маленький тля тела. Коворит, это есть пыло тафно, три тысячи лет насад,
кокта случиться што фы насываете потоп. Кашется, так это насыфается - мой
обрасофание анклийс-кий не слишком кароший польше. Я есть только шетыре
месяца пыть вешерний школа... Я тяшело рапотать фее фремя. Ф любом случае,
он кофорит, раньше пыли польшие сфери, который теперь только кости ф семле.
Я тумаю, клупо утфершдать, што три тысячи лет насад пыли сфери, который
никто польше не фидеть. Это што я насыфаю фантастише кника. Я не нрафиться,
кокта он коворить о семле потопным опрасом. Токта я чуфствую себя клупый, а
он умнее, шем я сам. А так он писать неплохие кники, очень расумный, толстый
и клубокий. Кое-кокта я ходить слушать оперу. Это есть кароший мусыка и
красифый. Инокда мне тоше нрафится што-то красифый. Шелофек толшен
обрасофываться, штопы он мок наслашдаться мусыка фон опера. Моя шена, она
утферждать, фее устафают, кокта я коворить такие фешчи. Она люпит икрать
карты фею ночь и шитать тот фстор, што есть ф шурналах. Она пыстрее
станофиться американка, шем я... мошет пыть, потому што она шенщина, а
шенщина толшна фее спрафляться лекче... "
Тут мы некоторое время поболтали о фора-менифере, сферах, окружающих
землю, и как они устроены - разумеется, в соответствии с тем, что repp Шпек
прочитал в "Литературном дайджесте". Собеседник просит меня пойти дальше и
поведать ему, каким был мир до потопа, ибо этот вопрос менее всего им
изучен. Герр Шпек заранее благодарит меня, поскольку убежден, что к тому
моменту, когда я умолкну, он будет знать чуть больше, чем сейчас, и это
сделает его счастливее на весь остаток дня. Таким образом, через некоторое
время мы, люди, вернемся к своей духовной природе, в которой лично герр Шпек
чрезвычайно заинтересован, потому что не хочет пыть шифотное, который не
тумать. Он утверждает, что мир был бы прекрасен, если бы только все люди
любили друг друга. "Я не насыфать это люпоф, - говорит он, - кокта тфа
шелофека пыфают фме-сте и сарашаются полесненной корячкой. Это фее
фиситчекое, как я фырашаюсь. Это не лутше, чем у шифотных, ферно?" Тут я
осмеливаюсь возразить, пытаюсь объяснить, что физические чувства тоже очень
важны, возможно, даже важнее братских. Герр Шпек заявляет о своем
несогласии, потому что "сейчас я фам скашу пошему. Што есть люпоф? Пустой
сфук. Сколько это тлится? Тфе нетели? И што, фее? Я насывать люпоф дуковный
шуство, который помогает понять мир. Люпоф - это фам не уличный пес,
бегающий фесь тень по улице и нюхать фостух. Так или нет? Кокта тва шеловека
лупят друк друка, это не есть люпоф. Это есть фиситческое. Это кокта коворит
тело. Тело есть тля шивотное, который не иметь расум, не уметь наслаштаться
океан или опера... "
Мало-помалу мы переходим к президенту Рузвельту, великой исторической
личности в глазах моего собеседника. "Преситент Русфельт, он коворить фо
фремя фыпоры: "Не идите в политику, если кожа у фас чуть потоньше, чем у
носорога". Тонко подметить. Йя-йя, польшой шеловек, как ефо прат Тедди. Фы,
наферное, слышали про ефо прата, што он делал на Филиппинский острофа
тафным-тафно? Тоше феликий мыслитель. Фот потчему я коворю, што Америка
делает кароший краштане... "
(Перерыв: нас позвали на обед!)