"Алексей Миллер. Украинский вопрос в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ века) " - читать интересную книгу автора

заразила политическая дурь. Досадно и больно видеть такую нелепость и
отсталость". Здесь цитату обрывают (См., например: Полещук Т. РосЖйська
громадськЖсть та украЗнський культурно-нацЖональний рух кЖнця 50-х - початку
60-х рокЖв XIX столЖття // ВЖстник ЛьвЖвского унЖверситету. СерЖя цсторична.
Випуск 33. ЛьвЖв, 1998. С. 102), но если продолжить ее дальше, то ясно, что
полемизирует Хомяков именно с их увлечением политикой, не определяя своего
отношения к представлениям братчиков о будущем Украины: "Когда общественный
вопрос только поднят и не только не разрешен, но даже и не близок к
разрешению, люди, по-видимому умные, хватаются за политику! [...] Не знаю,
до какой степени было преступно заблуждение бедных Малороссиян, а знаю, что
бестолковость их очень ясна. Время политики миновало [...] Наше дело -
борьба нравственная" (Русский архив. 1879. Кн. 3. С. 327-328).
41 Запрет простудившегося Николая ц давать ему какие-либо лекарства
нередко истолковывают как своеобразную форму самоубийства.


Глава 2. Первые годы царствования Александра II. "Скрытая" стадия
активизации украинофильства

Уже первые шаги по либерализации режима в начале царствования
Александра II затронули и положение активистов украинского национального
движения, репрессированных по делу Кирилло-Мефодиевского братства. Запрет на
публикацию их произведений был снят. Костомаров был возвращен из провинции и
получил место профессора. Его появление в Петербургском университете было
поистине триумфальным - после первой лекции из аудитории его вынесли на
руках. У Кулиша вскоре появилась собственная типография в Петербурге. (1) В
1858 г. вернулся в столицу и Шевченко. Вообще Петербург в то время
становится центром довольно многочисленного и активного украинофильского
кружка. "Жаль мне, что Вы находитесь так далеко от родины и от Петербурга,
который, по множеству проживающих здесь украинцев, заменяет нам отчасти
родину", - писал Кулиш одному из своих корреспондентов-украинцев в 1861 г.
(2)
Бдительность властей по отношению к украинофильству практически сошла
на нет. Только некоторые рядовые чиновники, еще помнившие порядки прежнего
царствования, временами беспокоили начальство. В 1857 г. петербургский
цензор Лажечников, обнаружив в предисловии Кулиша к его исторической хронике
"Черная рада" "рассуждения о внесении примирительного начала между двух
племен, связанных материально и отчасти духовно, но разрозненных старыми
недоразумениями и недостатками взаимной оценки", счел, что "столь важный
предмет требует рассмотрения его высшею Цензурою", а потому обратился с
запросом в Главное Управление по делам цензуры (далее - ГУЦ).(3) Последнее
от бдительного цензора отмахнулось, предложив рассмотреть вопрос "согласно
общих правил". (4)
Уже в 1860 г. петербургский цензор В. Бекетов, при рассмотрении
очередного произведения Кулиша под названием "Хмельниччина", не найдя в
книге "ничего предосудительного, кроме некоторых слов, намекающих на
стеснительное положение Малороссии при завладению ею русскими", тем не менее
усомнился, "может ли вообще быть допущена история Малороссии, в чем как бы
высказывается самостоятельность этого края". (5) И вновь ГУЦ не нашел
резонов трактовать украинский вопрос вне "общих правил": "Цензура вообще не