"Алексей Миллер. Украинский вопрос в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ века) " - читать интересную книгу автора

и воспроизводятся образы нации и концепции национальных интересов. Именно из
"публики" эти идеи транслируются в "народ" по мере того, как он становится
доступен для пропаганды и печатного слова. При этом на пространстве
Российской империи формируется несколько "публичных сфер". Московские и
петербургские газеты и журналы практически безраздельно доминировали в круге
чтения жителей Пскова, Нижнего Новгорода, Оренбурга, Иркутска. Их читали в
Киеве, но здесь уже круг чтения ими не ограничивался. А в Царстве Польском,
Финляндии или Остзейском крае московская и петербургская пресса вообще
играла маргинальную роль.(16)
Эти различающиеся, хотя и не изолированные вполне друг от друга
"публичные сферы" можно назвать и пространствами функционирования дискурсов.
Интерпретация национализма как дискурса - важная отправная точка для этой
работы. Во многом она опирается на то, что писали о национализме К. Дойч и
Б. Андерсон, хотя оба не употребляли этого термина. Понятие "дискурс",
разработанное Мишелем Фуко еще в 60-е гг., до сих пор остается у нас
достаточно экзотичным, а потому нелишне будет дать хотя бы самое общее его
определение. Дискурс - это отложившийся и закрепившийся в языке способ
упорядочения действительности, способ видения мира, выражаемый в самых
разнообразных, не только вербальных, практиках, а следовательно, не только
отражающий мир, но его проектирующий и сотворяющий. Иначе говоря, понятие
"дискурс" включает в себя общественно принятые способы видения и
интерпретирования окружающего мира и вытекающие из именно такого видения
действия людей и институциональные формы организации общества. Сам Фуко в
"Археологии знания" писал об этом так: "Задача состоит не в том - уже не в
том, чтобы рассматривать дискурсы как совокупности знаков (то есть
означающих элементов, которые отсылают к содержаниям или представлениям), но
в том, чтобы рассматривать их как практики, которые систематически образуют
объекты, о которых они говорят".(17) "Нация это именно то, что Фуко называл
"дискурсивной формацией" (formation discoursive) - не просто аллегория или
плод воображения, это понятие беременно политической структурой [...]
Национализм - троп (то есть образное выражение. - А. М.) таких феноменов,
как "принадлежность", "преданность", но также и институциональное
использование воображаемого", - писал в 1990 г. Тимоти Бреннан в сборнике
"Нация и повествование", который стал, кажется, первой яркой демонстрацией
возможностей нового подхода.(18)
Кэтрин Вердери, развивая замечание Андерсона о нации как о наиболее
универсальной легитимной ценности в политической жизни нашего времени, (19)
посвятила специальную статью символической при роде нации. По Вердери,
особенность символа нации в том, что он пробуждает целый спектр мощных
эмоций, будучи при этом, как всякий символ, неоднозначным и открытым
различным интерпретациям. Вердери говорит о нации как о "базовом операторе в
системе социальной классификации, как об "элементе политического и
символико-идеологического порядка, а также социального взаимодействия и
чувствования".(20)
Национализм Вердери определяет как "политическое использование символа
нации через дискурс и политическую активность, а также как эмоции, которые
заставляют людей реагировать на использование этого символа".(21)
Национализм, таким образом, не стоит в одном ряду с идеологиями типа
либеральной или социалистической и несводим к одному из нескольких
существующих в обществе политических движений. Невозможно, например,