"Кальман Миксат. Странный брак" - читать интересную книгу автора

стране).
Если бы в период, когда проводилась политика усыпления венгерской
нации, При дворе или в Домах, близких ко двору родовитых магнатов, охотно
принимали бы протестантских дворян, если б с ними водили дружбу, ласкали их
так же, как католиков, - кто знает, до чего бы мы сейчас дожили. К счастью,
протестантские магнаты встречали при дворе холодный прием; им оставалось
удалиться в свои поместья и со скуки вести национальную венгерскую политику,
поскольку в политике двора они не могли участвовать. Что же касается
мелкопоместных дворян-протестантов, то и они не были вхожи к католическим
магнатам, которые видели в них иноверцев; на их долю выпадала, таким
образом, роль подпевал более знатных и, конечно, недовольных единоверцев;
они-то и поддерживали тот слабый огонек, который, спустя сорок лет, в
грозном вихре революции, вспыхнул на каждом алтаре, с тем чтобы никогда уже
больше не угаснуть.
Словом, в Вене всегда проводили глупую политику, которая способствовала
формированию вождей венгерской национальной оппозиции. Вызывали кого-либо на
аудиенцию, устраивали ему головомойку и отправляли назад в Венгрию.
Придворные советчики короля страсть как любили подобные назидательные
беседы. "Хорошенький щелчок получил он от императора", - с удовольствием
рассказывали они потом друг другу.
Глупцы! Они не понимали, что не щелчок, а "булаву вождя" получал тот,
кто считался жертвой.
Старый Хорват был заодно с родами Пронаи и Радванских, Заи и Кецеров.
Ежегодно он навещал их; они советовались, строили планы и жарко спорили.
Обычно это происходило, в мае, и Пирошка оставалась дома в одиночестве; но
Бутлеру от этого не было никакой пользы: у него был лишь один покровитель -
ручей...
На четвертый год письма стали пространнее. Янош описывал свои мысли и
чувства, свою тоску и горести. Пирошка писала о том же. Распустилось уже не
только алоэ, расцвели сердца. Они признались друг другу в любви, и ручеек
неделями мчал на своих волнах вверх и вниз их клятвы: "Люблю тебя, люблю до
гроба". - "Будешь ли ты моей женой?" - "Только твоей, и ничьей больше". А
когда наступили пятые-каникулы со времени их знакомства, Пирошка выросла,
стала красивой, цветущей молодой девушкой, румяной, как роза, и свежей, как
утренняя заря. Граф Янош тоже возмужал, отпустил усики и бакенбарды; через
десять месяцев он закончит юридический факультет и сможет жениться. Это
обсуждалось в записочках, которые плыли по ручью. Янош писал, что его опекун
Иштван Фаи (жена которого урожденная Бернат) очень добрый человек. Он уже
знает обо всем и в недалеком будущем, приблизительно на троицын день,
объявит графа совершеннолетним, и тогда Янош вступит во владение своими
имениями. Значит, будут устранены все препятствия, которые могли помешать
его соединению с милой Пирошкой; останется только уговорить ее отца,
которого молва считает весьма странным человеком. Печалит юношу лишь мысль о
том, что станет с ним, если отец девушки откажет ему или задаст такие
загадки, которых он не сможет разгадать? Ни днем, ни ночью не может он
избавиться от этих дум; вот уже два года, как приятели-студенты не видели
его смеющимся, а патакские девушки зовут его "печальным Бутлером". Послания,
прибывавшие из сада Хорвата, всячески успокаивали его: отец не такой деспот,
каким его представляют, а женихов, что приходили свататься к ее сестрам, он
потому так придирчиво испытывал, что любил дочерей и желал, чтобы у них были