"Кальман Миксат. Странный брак" - читать интересную книгу автора

подбородком. На губах его играла тонкая, ехидная улыбка. Внешностью своею он
смахивал скорее на придворного французского аббата восемнадцатого века, чем
на венгерского сельского попа.
- А, граф Бутлер! - воскликнул он, кланяясь, когда ему представили
гостей. - Старинный, знатный род! Если я не ошибаюсь, один из Бутлеров
заколол Валленштейна.[9]
- Ах, лучше бы он этого не делал! - отозвался граф Янош с грустной
улыбкой. - С той поры на Бутлерах лежит проклятие.
- Ну, дети, пора, пора к столу. Янош, сынок, ты сядешь рядом с моей
дочерью, а ты, Жига, подле святого отца. Уж он-то потешит тебя анекдотами.
Всего к обеду собралось шесть человек, хотя стол был накрыт на семь
персон. Когда все уселись, из-под стола вдруг вылез хозяин седьмого прибора
и вспрыгнул на свой стул. Оба студента вздрогнули от неожиданности. Это была
обезьяна шимпанзе, которую хозяин привез с острова Борнео, вернувшись из
своих странствований; он баловал ее и приучал ко всякого рода проказам.
Мадемуазель Маришка поднялась со своего места и повязала обезьяне на шею
салфетку, за что шимпанзе вознаградил девушку благодарным взглядом.
- Подожди, Кипи, еще горячо для тебя... Понимаешь, суп еще горяч.
У баронессы был приятный, звучный голос. Обезьяна поняла хозяйку и
принялась дуть в тарелку, оттопыривая свои отвратительные губы. Затем она
схватила в лапы нож, ложку и вилку, но не удержала, и они со звоном полетели
на пол. Поднимать с пола столовые приборы, которые роняла обезьяна, входило
в обязанности мадам Малипо. Вот почему Кипи в отсутствие мадам Малипо
называли "мосье Малипо". Это прозвище придумала Маришка, и благодаря ей оно
распространилось затем в богатых домах села Реске.
За супом старый барон не преминул сообщить о том, что он привез
шимпанзе с Борнео. Когда же подали второе, он начал рассказывать о своих
военных похождениях; рассказы эти он любил приправлять необыкновенно
пикантными подробностями, и даже к истории о шимпанзе приплел любовный
эпизод. Барон то и дело вспоминал о женщинах самого различного цвета кожи -
белых, черных, креолках; при этом, спохватившись, он говорил дочери:
- Дочка, дорогая, выйди-ка на минутку в соседнюю комнату!
Маришка покорно вставала и, потупив взор, удалялась; только несколько
минут спустя она решалась заглянуть в столовую, спрашивая:
- Мне уже можно войти, папочка?
Если же случай предстоял чересчур пикантный, барон высылал и попа:.
- Святой отец, выйдите-ка и вы в соседнюю комнату, да смотрите не
вздумайте подслушивать у замочной скважины!!
Надо сказать, что барон был солдатом до мозга костей. Столовую в его
доме украшали исключительно предметы военного снаряжения: сабли, кинжалы,
ружья, булавы. Картины здесь тоже были подобраны по его вкусу.
Преимущественно это были изображения полководцев: полковника Йожефа
Шимони[10] в пестро расшитом доломане; прославленного венгра Михая Шарлаха -
розовощекого, полного мужчины в белом мундире, украшенном орденами, самого
бравого генерала во всей австрийской армии; Евгения Савойского - с головой,
похожей на слегка помятую грушу. Из натюрмортов, украшающих обычно
господские столовые, был только один, принадлежавший кисти Купецкого[11] и
изображавший прекрасно выписанную тыкву с пышной зеленью. Многозначительно
подмигивая, барон любил уверять, что это тоже военный портрет. Однако только
самым близким людям он решался шепотом добавить, что это портрет императора