"Максим Михайлов. Мы все осетины " - читать интересную книгу автора

- Успокойся! - дернула ее за рукав явно смущенная этой вспышкой
Луиза. - Он сказал не сатана, а Шатана. Это такой персонаж из наших народных
легенд. Мастер, оказывается, знает осетинские сказки...
- Осетинские? - я почувствовал, как в горле у меня пересохло. - Так
ты... То есть Вы, из Осетии?
- Ну да... - она непонимающе глянула в мою сторону, пытаясь сообразить,
чем вызвано прозвучавшее в вопросе волнение.
- Из северной, или южной? - я пытался справиться с собой, но
непослушные руки уже начали предательски дрожать, а внутренности в низу
живота скрутило холодными жесткими пальцами.
Я говорил сейчас в ее удаляющуюся спину. Луиза уходила, растворялась в
толпе увлекаемая подругой. Но я должен был получить ответ. Казалось, сейчас
нет ничего важнее, только знать откуда: из северной, или южной. И откуда-то
из людской толчеи долетел все же ее голос:
- Из южной... Хуссар Ирыстон... Цхинвал...
"Хуссар Ирыстон", "Цхинвал", - громом отдалось в голове, раз за разом
повторяясь на все лады, отражаясь от стенок черепа и бешено колотясь в
сделавшейся вдруг пустой и гулкой черепной коробке. Те слова, которые я
столько лет стремился забыть, выкинуть из памяти. "Хуссар Ирыстон".
Дорога ползет вверх в сторону перевала. Движок ревет, натужно жалуясь
на горькую судьбу любой военной техники. "Урал" тяжело переваливаясь с боку
на бок упорно карабкается вверх, цепляясь изрядно полысевшими уже
протекторами за неровности разбитой, давно не чиненой дороги. Солнце нещадно
режет глаза. Конец марта, но здесь уже примерно такая же температура, как в
родной Москве летом. Снега давно нет и в помине, разве что высоко в горах,
на высящихся вокруг пиках он по-прежнему сверкает нетронутой первозданной
белизной. "Как вечным огнем, сверкает днем, вершина изумрудным льдом...",
это песня про горы. Быть может не про эти, даже скорее всего не про них, но
все равно очень похоже.
Следом за нашей машиной деловито сопит еще один "Урал". В кабине рядом
с водителем хорошо видно напряженное лицо Пепса, Витьки Соловьева, нашего
замковзвода. Он едет старшим второй машины и на этом основании просто
раздувается от осознания собственной важности и значительности. Как же, не
вместе со всеми в дребезжащем неуютном кузове посадили, а как белого
человека в кабину определили, чем не повод для гордости? Каску он в
нарушение всех инструкций конечно снял и огненно-рыжие вихры дембельской
шевелюры свободно развеваются под залетающим в открытое боковое окно ветром.
Пепс старше меня на один призыв, со дня на день ему отправляться домой, все,
отслужил. Мне еще корячиться полгода, но само понятие времени здесь весьма
относительно. Никогда нельзя заранее загадывать, что случится раньше, или
позже. Вот, например, Чиж, молодой парнишка из нового пополнения. Ему до
дома было еще как до Китая раком. Служить и служить, как медному котелку. Но
прилетевшая откуда-то с окрестных гор пуля решила совсем иначе, и Чиж уже
давно дома, только запаянный в цинке. В точно таком же, как те, что
приходили в свое время из далекого и загадочного Афгана. Я знаю, их в
последнее время очень часто показывали по телевизору. Словно спохватились и
вдруг кинулись добирать всю запретную ранее чернуху об этой войне. Помню как
расстроился в день вывода оттуда наших войск. Насмотревшись ставших модными
фильмов и передач о лихих десантниках сам втихую мечтал о славе, о подвигах,
представлял себе, как напишу в военкомате рапорт с просьбой направить меня