"Максим Михайлов. Мы все осетины " - читать интересную книгу автора

хорошими художниками живут. Живут своей непонятной нам жизнью. Кто знает,
быть может рука мастера открывает им двери в иные миры, иные вселенные, те,
где время течет так медленно, что мы просто не замечаем его. Что если доли
секунды в существовании портрета, это миллионы лет нашей Земли? Что если
через несколько тысяч лет Мона Лиза прекратит улыбаться и склонит голову на
грудь? Впрочем, даже если это так, вряд ли кто-нибудь будет в силах заметить
такую перемену. Время, все проклятое время, уж больно по-разному течет оно в
наших измерениях: привычном трехмерном - людей, и двухмерном - созданных ими
портретов. Маленькие срезы застывшей жизни, истории одного человека...
Песчинки по сравнению с силами окружающего мира. Но песчинки, способной
многократно воссоздать себя вновь и вновь...
Чуть раскосые глаза опушенные темным пологом ресниц глянули на меня с
белого листа, глянули с грустным всезнанием и мудрой печалью, вовсе не так
как смотрела сидящая напротив девушка. Но мне почему-то показалось, что
именно такой взгляд будет для нее правильным, настоящим, что ли...
Соответствующим ее настоящему образу, тому внутреннему миру, что любой
человек старательно прячет от окружающих, могучему и прекрасному. В ней
определенно было что-то необузданное, дикое, первобытное... Так должны были
выглядеть подруги былинных богатырей, женщины легендарной расы перволюдей,
амазонки, наконец. Такой вид совершенно не вязался с шумящей вокруг толпой,
со скучающим снобизмом москвичей, с тупой восторженностью провинциалов...
Она вообще не вязалась с этой улицей, с этим городом, ее место было не
здесь. Не в этой стране, не в этом времени...
Я еще раз взглянул на замершую передо мной девушку. Да, действительно,
я не ошибся, в лице ощущалась ясная примесь азиатской крови, она
проскальзывала и в миндалевидном разрезе глаз, и в необычной для европейца
форме скул, и в чуть более темном, чем обычный загар цвете кожи. Но странным
образом это ее ничуть не портило. Мне вообще то не слишком по душе азиатки,
может это следствие скрытой от меня самого бессознательной ксенофобии, может
каких-то предпочтений на генном уровне, не знаю, но очень редко можно
встретить среди них действительно красивую на мой взгляд женщину. Поэтому, я
всегда скептически относился к стонам некоторых классиков нашей литературы
по волшебным луноликим красавицам Востока. Где они их только находили? Бывал
я на Востоке, но и близко не испытывал их восторгов. Однако сейчас просто
глаз не мог оторвать. Вот это был Восток! Не тот, что хрупкими нежными
цветками выращивался в шахских гаремах, не тот, что извивался в прозрачных
шелках перед арабскими султанами. Нет! От этой девушки пахло вольным степным
разнотравьем, бьющим в лицо жарким ветром, почему-то очень легко было
представить ее в древних скифских доспехах, на горячем, пляшущем от
нетерпения под седоком жеребце, с луком и колчаном за спиной. И чтобы эти
черные, цвета воронова крыла волосы, тяжелыми волнами спадающие на плечи,
бурей развевались за спиной, а изящная головка в стальном шлеме была гордо
вскинута вверх. Женщина-воин, чем-то напоминающая персонажи картин Бориса
Валеджио. Нет, не место ей посреди замотанной, вечно куда-то спешащей,
суетливой и бестолковой Москвы. Никак не место... Откуда же ты взялась
здесь? Каким ветром тебя сюда занесло? Зачем?
- Послушайте, я, конечно, понимаю, что вы мастер, и сами знаете что и
как надо делать. Но может быть вы уже начнете опять рисовать?
Скрипучий недовольный голос вывел меня из задумчивости. Я даже не
заметил, что карандаш замер, так и не закончив очередной линии. Предатель!