"Антон Михайлов. Памяти Альфреда Шнитке" - читать интересную книгу автора

Осколки звуков, их безжизненные отголоски, перемешавшись с серой пылью,
снова забывали о красках неба...
Словно забыв о смертельном мгновении прошлого, скрипки залепетали, вторя
голосу друг друга, о чем-то легком и веселом. Воздух же был совершенно
равнодушен к их голосам, смеху и грусти. Взмыв высоко вверх на крыльях
колибри, в бесконечных трелях, их голоса, нарастая, обжигали крылья огнем
своего дыхания. Достигнув эпогея, в совершенном изнеможении, они резко
оборвали свои трели, упав пеплом на водную гладь. Окунувшись с головой в
тишину, они встретили глазами морское дно, в глубинах которого черными
волнистыми лентами водоросли извивались и тянулись вверх в танце теней и
оттенков. Очнувшись ото сна, скрипки возобновили свои искрящиеся трели.
Взлетая над скользкой гладью темно-синей воды, они видели как их подводные
отражения вторят им, пуская беспорядочные пузырьки. Их голоса соединялись
в многоголосном, многоцветном диалоге, который то поднимался волнами
вверх, то скользил вниз, безгранично-хаотичным потоком. Поднимая из
глубины темно-низкие голоса морского дна, многоголосие диалога возрастало
в пространстве, многократно увеличивая силу своего воздействия. Внезапная
тяжесть темных, глубоководных аккордов пожрала и расстворила в себе их
беспорядочный и искрящийся танец...
Воскрестное утро. Лучики света мягко коснулись окон хрустального замка.
Солнечные зайчики, как отголоски детства, игриво скользили по гранитному
полу. Издалека был виден силуэт маленькой девочки с едва заметной улыбкой.
Легкие кружева небесной одежды, голубые ленты обвивающие шею, радужные
глаза и светлая грусть. Непостижимая сказка, пружинность утренних
галопов, здоровая сладость ветра, но и просачивающийся сквозь камни
оттенок неземной грусти...
С треском зеркало упало и раздробилось на миллионы мельчайших осколков.
Свет погас, и среди кромешной тьмы были слышны голоса безжалостно
терзаемых скрипок. Сосуды их души были растерзаны, распилены на части.
Окровавленные руки судорожно тряслись в тщетной попытке собрать кусочки
зеркала воедино. Упав лицом вниз, изрезав его до крови, старуха каталась с
воплем по полу, сверкая своими красными глазами...
Устремленные вверх, разогретые дыханием земли, звуки дымящимися потоками
просачивались сквозь земную поверхность и мгновенно взмывали ввысь,
начиная свой мажорный танец над бесконечностью. Испепеленные прямыми
лучами солнца, одноцветные краски взрывались и рассыпались на бесконечное
число искрящихся оттенков. Взлетая волнистыми лентами еще выше, в сферу
разряженного пространства, они становились бесконечно тонкими, режущими
небо, и исчезающими в то же мгновение. В солнечном гимне скрипок была
слышна тень взволнованной неустойчивости: их блистательный танец, как
бурлящий от переполнения легких кислородом красочный воздушный шарик,
терял почву под ногами, и в любое мгновение мог с треском лопнуть и
посыпаться в пустоту, как карточный домик. Коснувшись кончиками лент
чего-то леденяще-запретного и безвоздушно-бездонного, звуки, словно
ужаленные, застыли на долю мгновения, дико взвизгнули, и с неимоверно
нарастающей скоростью кубарем покатились по ступеням вниз. Их надорванные
голоса, потеряв свою звенящую легкость, с каждой новой ступенью
становились мрачнее и разрушительнее. Останки обожженного пугала с
выколотыми глазами потерянно дергались, порванные губы застывали в
болезненно-брошенной улыбке, вдохнув в себя бездну...