"Наталья Михайлова. Оловянное царство " - читать интересную книгу автора

Гойда вспыхнул, точно устыдившись, в замешательстве отступил:
-Покоя на тебя нету, дядька Михал. Какой-то ты шалый.
Шалому медведчику Гойда был и не кормилец, и не вожак. Все же дядька
Михал ходил с ним по ярмаркам и свадьбам, с ним приставал к чужим ватагам, с
ним же и отставал, по-прежнему дразнил Щегла, помыкал дедом Шумилой, а
вступись Гойда сам - усмирял его ласковым словом.
Дядька Михал был родом из Сморогни, где в знаменитой сморгонской
"академии" умельцы учили медведей и собак представлять штуки, а потом
продавали поводчикам. Однажды дядька Михал взял котомку, дуду и двоих,
воспитанных нарочно для себя, медведей и отправился с Белой Руси в
Московскую, подальше от надменных польских панов.
Гойда и остальные его спутники были потомственные бродячие скоморохи. У
жителей антимира, у веселых людей, как и у всех людей, были семьи. Их дети с
малолетства обучались своему ремеслу. Никакого иного ремесла ни Никишка
Щегол, ни Гойда, ни старый гусельник Шумила не знали.
После того как "дурное сословье" потешников отменили указом, отняли у
них музыкальные инструменты, а у Михала убили медведей, им не осталось
больше занятия.
Щегол ушел в Италию. Евстрат Гойда обменял в кабаке скоморошью одежду
на нагольный кожух и отправился по предместьям Москвы на заработки в расчете
на свою силу. Дед Шумила сунулся было к нищим на паперть, да те пригрозили
ему палками и прогнали. Дед стал держаться поодаль, просить на улицах.
Медведчик Михал тоже задумал нищенствовать, но подошел к этому делу со
страстью лицедея. Выгодным способом нищенства было, нарядившись в черное,
носить блюдо со свечкой и собирать на созидание церквей. Но Михал даже для
дела не мог прикинуться святошей и придать своему беспорядочно заросшему
лицу елейное и умильное выражение. Притворяться калекой его тоже не
прельщало: по-настоящему смиренно просить он не умел. Дядька Михал задумал
изображать юродивого. Его привлекало почетное положение блаженного при
церквах. Вдобавок юродство шло бывшему медведчику по натуре: можно было
браниться, бесноваться, пускаться в пляс.
Чтобы представлять юродивого, требовалось крепкое здоровье, а оно у
Михала было. Но надо было и где-нибудь доставать вериги! "Что блаженный без
вериг? - думал Михал. - Что медвежий поводчик без серьги. Не то выйдет
дело". Только где было взять полпуда, а то и весь пуд железа для поковки?
Железо по тем временам было дорого. Где, и впрямь, берут свои цепи другие
юродивые, которых Михал в своей жизни перевидал на паперти?
Дядька Михал выпросил у Гойды обе его кузнечных балды:
-Оставь их мне, Евстратушка, я тебе через время уплачу.
Гойда оставил Михалу молоты и ушел из Москвы. А дядька Михал отнес их
одному покладистому кузнецу, который согласился рассрочить платеж за работу:
пускай бы перековал в вериги. Скоро бывший медведчик появился возле
Успенского собора в цепях, в одной замашной рубашке среди зимы. Сквозь
прорехи рубахи виднелись страшные рубцы на его теле. Дядьку Михала не раз на
веку рвали медведи. Когда нищие с паперти, защищая от чужака место, стали
ему грозить, Михал вдруг задрал к небу бороду и возгласил своей луженой
глоткой:
-Дай, господи-боже, истязать грешную плоть во славу твою!
С тем он выхватил нож и стал резать и колоть им свою левую руку, отчего
в изобилии заструилась кровь. Кровь дядька Михал достал на бойне и наполнил