"Владимир Михайлов. Сторож брату моему ("Капитан Ульдемир", книга первая)" - читать интересную книгу автора

знаю, что там сейчас, и не хочу знать), и бродил по дорожкам, и все это
было настоящее, просторное, без обмана. Потом я входил в дверь своего дома
- и оказывался в каюте, которая была уже самой настоящей реальностью, как
и все приборы, что смотрели на меня со стен и стендов, как броня бортов и
пустота за ними.
Но пока я еще шел по дорожке, поглядывая на кустики уже давно отошедшей
клубники. Сосед не показался, и я знал, что он не покажется, и никто
другой тоже, потому что их на самом деле не было. Многие знания дают
многие печали; нехорошо, когда доживешь до возраста, в котором
справедливость этого положения становится неоспоримой. Так думал я, и так
думали, по-моему, все люди нашего экипажа. Ученых я к ним не причисляю,
потому что они были совершенно другими людьми.
Сказанное звучит, наверное, довольно загадочно, но если разобраться, то
окажется, что все очень просто. В эти времена (мысленно, для себя, я
называю их временем моей второй жизни, потому что никак не удается
отделаться от мысли, что я - какой-то первый я, не совсем я, но все же я,
- что неопределенная эта личность все же утонула сколько-то лет назад. Я
не раз принимался подсчитывать, сколько же все-таки лет назад это
произошло, но с тех пор не раз менялось летоисчисление, и для того, чтобы
разобраться во всех календарях, надо было стать крупным специалистом. В
общем, выходило, что тогда шел какой-то год до той эры, что была перед
другой эрой, которая уже непосредственно предшествовала нынешней эре -
текущей, как сказали бы в мои времена.) - итак, современные люди снова
захотели понюхать, как пахнут звезды вблизи. Трезво поразмыслив и решив
возобновить полеты при помощи созданной ими техники, люди собирались,
между прочим, поискать, не отыщутся ли где-нибудь бренные останки
первопроходцев, чтобы понаставить в тех местах памятников; правда, в
задачу нашей экспедиции такие поиски не входили, ими должны были заняться
те, кто - если у нас все пройдет благополучно - полетит после нас. Итак,
люди захотели снова выйти в большой космос. Подготовились они очень
основательно, корабль был спроектирован и заложен, и тогда они стали
всерьез размышлять над проблемой экипажа.
Тут надо понять их образ мышления. С нашей точки зрения, они могут
показаться очень уж неторопливыми и робкими при решении сложных проблем:
на самом же деле они просто более обстоятельны и куда больше нас заботятся
сами о себе - в смысле, обо всех людях: все люди заботятся обо всех людях,
и получается очень неплохо. Живут они куда лучше нас. Не то, чтобы у них
совсем не происходило никаких трагедий: и у них, как я успел понять,
поглядывая да выспрашивая, случаются такие истории, как у меня, и у них
умирают матери и отцы; и дети, солидные седовласые дети, плачут по ним,
плачут, не стесняясь, потому что они давно поняли: стыдно не проявлять
свои чувства, а напротив, скрывать их. Нет, кое-какие трагедии у них есть;
и в нынешнюю эпоху случается, что человек считает себя Архимедом, но, даже
просиживая целые дни в ванне, выносит из нее разве что убеждение о том,
что мыться полезно; и у них поэт или композитор вечно злится на самого
себя оттого, что написал так, а надо бы, а хотелось бы куда лучше, - и так
далее. Но вот о жизни людей, об их здоровье, и физическом, и моральном,
они заботятся всерьез, и уже не лечат болезней, а просто не позволяют им
возникать. Так что когда они задумали лететь, то обилие неясностей и
проблем, какие могли встретиться тут, в Галактике, их поначалу огорошило,