"Николай Григорьевич Михайловский. Час мужества " - читать интересную книгу автора

машины жгите".
Жгите?! Легко сказать. Знал бы он, какого труда стоило переправить эти
машины в Таллин, да и как так просто решиться уничтожить новую ценнейшую
технику. Голева не смутило, что он всего-навсего лейтенант.
- Как, жгите?! - вспылил он. - Это же огромная ценность! Чего стоило их
создать! Целый научный институт трудился. А потом самые высокие мастера на
заводах. А вы жгите...
- Куда же я их поставлю? Сами видите, все забито, людей полно, а вы со
своими машинами, - несколько опешив, объяснял помначштаба.
- Я не могу выполнить ваше приказание. Мне этого не простят. В
Кронштадте и Ленинграде машины эти во как будут нужны, - убеждал Голев.
И помначштаба не выдержал, сдался:
- Грузитесь, вон на тот лесовоз, - показал он на судно, на носу
которого Голев прочитал: "Казахстан".
"С автомашинами и командой на транспорте "Казахстан". На берегу
оставалось еще много войск, когда мы отчалили. Наше судно встало на внешнем
рейде, между островами Нарген и Вульф. Всю ночь Таллин представлял громадный
факел. Горели цистерны, склады" (27.8.41 г.).

В те же самые часы и на том же самом рейде, между Наргеном и Вульфом,
находилась и наша "Вирония", переполненная людьми, техникой. К тому же в
отличие от "Казахстана", на который погрузили зенитки, оборонявшие Таллин,
мы были почти безоружны. В темноте мы стояли на палубе с профессором
Ленинградского университета полковым комиссаром Ценовицером, смотрели на
зловещие огни, на фоне которых ясно вырисовывались шпили и башни,
прислушивались к частым взрывам, не представляя, что нас ждет впереди...

Голев продолжал вести свои короткие записки.
"В 12.00 эскадра отправилась курсом на Кронштадт. Впереди и сзади
вплоть до горизонта - наши корабли и транспорты. На нашем транспорте народу
тысячи три с половиной. Яблоку упасть негде. Ночь провел под дождем на
палубе. Днем залез в кабину машины, там тепло, электричество. Брился.
Приютили у себя эстонку Зину с мужем-милиционером. В последний момент она
решила ехать. Теперь без вещей. Иногда вздыхает об оставшихся чемоданах с
платьями.
Сегодня самолеты противника вели только разведку. Вечером крейсер
"Киров" обогнал нас. Установлено наблюдение по бортам транспорта, все время
голоса: "Мина слева, мина справа". По-моему, это больше со страха. Всю ночь
почему-то стояли, а ночью и нужно было двигаться" (28.8.41 г.).
Однако Голев тут был явно неправ. Финский залив, густо минированный,
превратился, по словам моряков, в "суп с клецками". Часто мины всплывали у
самого борта, и люди шестами отталкивали их, прокладывая путь своему
кораблю. Днем можно было увидеть плавающие мины, и все равно транспорты
подрывались. А в темноте мину не заметишь. Потери были бы больше...
"В 8 часов лег спать в кабине машины. Проснулся от стрельбы и взрывов
бомб. Выскочил наружу..." (28.8.41 г.).
Он увидел массу людей. Те, кто спал в трюме, поспешно выбирались на
палубу. Головы запрокинуты, окаменевшие лица, все взгляды устремлены в небо.
Самолеты с крестами на крыльях проносятся над судном со свистом и воем, от
которого дух захватывает, падают бомбы.