"Николай Григорьевич Михайловский. Штормовая пора " - читать интересную книгу автора

были посажены многие деревья, образовавшие теперь густые аллеи, сквозь
листву которых не могли пробиться даже лучи солнца.
Мы поднимались на Вышгород - старинную часть города, обнесенную
крепостной стеной, - и бродили по узким средневековым улицам.
- Зайдемте сюда, - предложил однажды Цехновицер, показывая на
чернеющий, точно горное ущелье, вход в старинный храм "Томкирха", который
стоит более шести веков. - Тут невредно побывать всем нашим товарищам, -
добавил он.
Нас встретил хранитель кирхи, сухой, сгорбившийся эстонец, немного
говоривший по-русски. Проведя нас в глубь храма к массивным мраморным
гробницам, он объяснил, что здесь покоятся останки знаменитых русских
флотоводцев и мореплавателей - адмиралов Крузенштерна и Грейга.
- Господин Крузенштерн вместе со своей супругой - наши самые молодые
покойники, - сказал старичок. - Они похоронены всего два века назад, а
есть мумии, которым триста-четыреста лет.
Мумии? Меня это заинтересовало, и я спросил, можно ли их посмотреть.
- Нет, сейчас нельзя, - ответил хранитель, - гробницы вскрываются
очень редко. При мне их проверяли. Мумии сохранились хорошо. Тело и одежда
давно окаменели, только замшевые перчатки на руках мадам Крузенштерн как
новые...
Дома, разговаривая с Цехновицером обо всем виденном, я думал о том,
что, несмотря на войну и на золотые нашивки полкового комиссара он все же
остался сугубо гражданским человеком, ученым, и в такие минуты я вспоминал
увлекательные лекции Цехновицера в университете, которые приходили слушать
и мы, студенты Института журналистики.
Страстные диспуты нередко из университетской аудитории переносились
на другую сторону Невы, в квартиру профессора. В его кабинете, что
называется, негде было яблоку упасть. На широкой тахте, в креслах и просто
на полу размещались юные друзья Цехновицера. В эти часы низкий голос его
гремел, прерываемый взрывами хохота. По задору и темпераменту профессор
мало отличался от своих молодых университетских друзей.
Главным делом его жизни была литература. Перу Цехновицера принадлежат
до пятидесяти научных работ, посвященных истории русской и западной
литературы. Не один год своей жизни он отдал созданию книги "Литература и
мировая война", которая увидела свет в 1938 году.
Накануне Отечественной войны вышел однотомник повестей Достоевского с
большой вступительной статьей Цехновицера. Дальнейшая работа оборвалась
буквально на полуслове. С 22 июня 1941 года профессор отложил в сторону
любимый труд и начал добиваться зачисления на фронт. Каждый час,
проведенный дома, казался ему преступлением. Он успокоился лишь после
того, как получил предписание явиться в Таллин, к месту военной службы.
Без оглядки на прошлое он устремился в свою новую жизнь.
Самым частым гостем в нашем зале был Всеволод Витальевич Вишневский.
Его многое роднило с Цехновицером, у них всегда было о чем поговорить.
Обычно Вишневский приходил с какими-нибудь новостями, садился возле
трибуны и жестом заправского полководца, что было наивно и трогательно,
поправив огромную деревянную кобуру с маленьким пистолетом внутри, начинал
свой стратегический обзор. По ходу разговора Цехновицер вставлял
остроумные реплики, но сбить Вишневского было невозможно: не обращая
внимания, он продолжал в том же духе.