"Дмитрий Алексеевич Мищенко. Синеокая Тиверь (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

не пошел в легионеры. Сам император черпает их из этих земель. Да еще из
Македонии. Кто те легионеры, что бились с персами, а ныне стоят в
Константинополе, что пошли в Антиохию, остались в Физисе, Трапезунде?
Стрелки - из фракийцев, мечники - из македонян, илирийцев, варваров. Ну, а
если берет отсюда легионеров император, то почему бы не взять их ему,
наместнику Фракии? Между войском палатийским и войском провинциальным не
такая уж большая пропасть. Сегодня оно провинциальное, а завтра может
стать палатийским, сегодня он, Хильбудий, наместник, а завтра, смотришь,
уже полководец, который будет всему опорой и которому воздастся по
заслугам. Тем более что император что-то задумал, потому, поговаривают, и
развязал себе руки с персами, подписал вечный мир с Ираном, чтобы иметь
надежный тыл. И уж потом бросит освободившиеся легионы на варваров,
которые сидят в священных землях Римской империи. Возьмет их мечом и тем
самым возвратит в лоно законной наследницы Великого Рима - Византии. Если
это правда, фракийское наместничество может явиться для стратега Хильбудия
неплохим трамплином: императору ох как понадобится провинциальное
фракийское войско, а значит, понадобится и полководец Хильбудий.
Все это, конечно, мечты. А как быть сейчас? Ограничиться укреплением
существующих крепостей, а легионы держать подальше от Дуная, в провинциях?
Или строить новые крепости и сосредоточивать силу, которая будет
противостоять варварам на Дунае? Хильбудий считал, что войско должно
стоять везде, и в первую очередь в соседствующих с Дунаем крепостях.
Однако Божественный вел речь о крепостях на самом Дунае. Не соглашаться?..
Пойти против воли императора и сделать по-своему?.. Дело рискованное...
Может, выбрать что-то среднее: строить укрепления для отвода глаз в
Придунавье, для дела же - собирать манипулы в когорты, а когорты - в
легионы, возводить с ними крепости на землях фракийских? Такая линия
наиболее подходит, со временем в ее целесообразности нетрудно будет
убедить и императора.
Несколько дней отлеживался Хильбудий на пуховиках, давал утомленному
телу отдых после изнуряющего путешествия, размышлял. Укрепится в своем
решении, станет уверенней, а уж уверенность - он это знал - придаст и
смелости, и изобретательности, и силы. Потом осматривал сооруженные в его
отсутствие конюшни, любовался лошадьми, до недавнего времени гулявшими в
табунах и только сейчас попавшими в руки конюхов, которым было приказано
научить их ходить под седлом, слушаться повода, шпор, преодолевать
преграды. Не кони - вихри! Мускулы так и играют под кожей, искрятся глаза,
чувствуется в них неистовое желание не подчиняться человеку, быть
свободным от него. Это буйство, а еще красота, дикая, утонченная в одно и
то же время, возвышает ратный дух воина и греет сердце. Еще бы, на таком
коне в огонь и в воду бросишься не задумываясь, на таком с самим сатаной
решишься на поединок... А уж о том, что чувствуешь, когда летишь по земным
просторам, и говорить не приходится. Это полет, неповторимое ощущение
настоящей свободы.
- Из империи были гонцы? Какие-нибудь достойные внимания вести
принесли? - поинтересовался Хильбудий у проконсула Нижней Мезии,
возвратившись после осмотра конюшен.
- Нет, стратег, никого не было. То ли вести еще не созрели, то ли
дороги сейчас не те, чтобы посылать гонцов.
- А что дороги?