"Петр Межирицкий. Читая маршала Жукова" - читать интересную книгу автора

заговоре остаются не подкрепленными. Ничем абсолютно. Многие современники (я
в том числе) счастливы были бы, найдись доказательство заговора командармов.
Вот это была бы подлинная их реабилитация -- не невиновности перед Сталиным,
но невиновности перед страной и собственной совестью.
Увы, не только доказательств -- даже свидетельств заговора нет, ни
письменных (их, скорее всего, и не было), ни устных, хотя замещение Сталина
любым другим деятелем партии было несомненным желанием каждого из его первых
жертв. Кроме этой нелюбви к Сталину в сетях истории не осталось ничего. И
это при том, что, в силу занимаемых должностей, первые жертвы общались со
множеством людей, а через руки лубянских старателей прошел после гибели
военных пласт самого драгоценного человеческого материала, оставив лишь
самые общие слова о желательности смены вождя. Более того, потом сгинуло
немало самих старателей, после них тоже остались протоколы допросов, но и в
них нет ничего. Так что говорить можно -- и то гипотетически -- лишь об
использовании ситуации, подобной той, какая сложилась в начале войны. Если
даже после ужасающего головосечения 1937-1939 г.г. многие командиры
пренебрегли в канун войны сталинским запретом на повышенную
боеготовность{24}, то нетрудно представить действия таких ответственных
военачальников, какими были командующие пограничными округами Уборевич и
Якир. Не вступая в дебаты с кремлевским горцем и не запрашивая помощи, они
распорядились бы наличными силами в соответствии с данными разведки,
координируя действия между собой. В таких условиях вождю оставалась лишь
роль наблюдателя. Чрезвычайная обстановка de facto не оставляла ему свободы
действий. И в этом просчет добросовестных западных ученых, вроде Дж.
Эриксона, считающих, что и живые командармы не отменили бы трагических
событий начала войны, ибо, дескать, у кормила все равно оставался Сталин.
Западные ученые в ментальности своей законопослушной и помыслить не могут о
непослушании. Но при живых командармах события на советско-германском театре
войны -- если бы она вообще началась -- развивались бы совсем по иному
сценарию. Армия не простила бы Сталину такого начала и ему не пришлось бы
обременять себя государственными обязанностями после чего-то, хоть отдаленно
напоминавшего Минский или Киевский котлы. Да и в самом начале, в истерике 22
июня, вождя некому было бы успокаивать и уговаривать вернуться к власти.
Возвращаясь к вопросу о заговоре, следует отметить, что единственное
подобие попытки организации его имело место в Киеве, из чего следует, что
Якир был наиболее последовательным противником диктатора. Когда Геллер и
Рапопорт замечают, что Сталин всегда благоволил к Якиру, они основываются на
внешней стороне дела. Никто не находился в большей опасности, чем тот, кому
Сталин улыбался. Улыбался -- не значит благоволил. Если вождь по отношению к
Якиру никогда не допускал того хамства{25}, какое то и дело проскакивало в
его отношении к Тухачевскому, это означает одно: к Якиру он относился со
всей серьезностью. Даже перечень близких Якиру людей, готовых за него жизнь
отдать, был ненавистен диктатору: Примаков, Котовский, приемник Котовского
гигант Криворучко, Охотников, Шмидт...
В исторических анналах имя Тухачевского перекрыло все другие имена и
сделалось символом сопротивления командармов сталинскому дилетантизму.
Тухачевский был старшим по званию и должности -- маршал, первый заместитель
наркома обороны, -- и в формальном плане это понятно. Понятно, но вряд ли
справедливо. Тухачевский, блестяще одаренный во всех отношениях, был
фронтальной фигурой РККА. Он представительствовал, выезжал с миссиями и