"Лайош Мештерхази. Загадка Прометея" - читать интересную книгу автора

Прометей; тело будто бы слепил из земли, потом украл с неба огонь, и стал
огонь душой человека. Здесь перемешано многое: шумеро-аккадская легенда о
сотворении человека, огонь как символ души, наконец, раннее осознание того,
что Энгельс сформулировал в словах: "Человека создал труд". Более поздним
напластованием надо признать и сказание о том, что Прометей якобы украл
огонь у Аполлона, вернее, у Гелиоса, да еще с помощью Афины. Аллегория
очевидна: богиня Разума поддерживает предприятие, в результате коего Человек
становится обладателем частицы Солнечной стихии - огня.
Да и самое слово "украл" уже элемент чужеродный, чисто
рационалистический - попытка найти причину к имеющемуся "следствию".
Прометей был бог, он имел столь же свободный доступ к огню -
"небесному огню", если угодно, - как и любой другой небожитель, уж во
всяком случае не менее свободный, чем божество младше его по возрасту и
рангу - Афина, коей он же и помог в свое время появиться на свет. Если бы
его "преступлением" была именно кража, наказание не оказалось бы столь
жестоким. Мы ведь знаем, что кое-кто - а именно Гермес - однажды
действительно обокрал Аполлона. И что же? Аполлон, "самый человечный из
богов", лишь посмеялся. Если бы соучастницей "преступления" была Афина, гнев
Зевса, очевидно, обрушился бы и на нее. Или Афина смягчила бы наказание
Прометею. (Таким правом обладал каждый из богов!) Однако ни о чем подобном
мы не знаем.
История Прометея - традиция очень-очень древняя. И, если мы хотим в
ней разобраться, надо отбросить все более поздние, рационалистические
привески, принять ее такой, какой рассказывалась она нашими предками. Теми
предками, для которых огонь действительно означал огонь и ремесло было
ремеслом в самом прямом смысле слова; предками, которые с помощью одних лишь
органов чувств, без какого-либо процеживания сквозь разум, не
угадывали-подразумевали, но видели в яростно клубящейся грозовой туче
взлохмаченного гневного Зевса; не верили, что видят, а действительно видели
в блистающей молнии выкованный Гефестом перун Зевесов и не искали никаких
человечьим умом постижимых причинно-следственных связей между поступком
Прометея и обрушенным на него наказанием. И однако же в примитивности своей
они видели гораздо глубже!
Нет, они не испытывали нужды в легенде о сотворении человека Прометеем,
да и не стали бы отделять таким способом человека от животных, в которых еще
почитали своих непосредственных предков. (Следовательно, видели в животном
мире нечто, много-много тысячелетий спустя с превеликими трудностями
подтвержденное наукой. Как и в богах своих видели что-то такое, к чему наука
начинает подступаться только сейчас.) Относительно же сотворения мира они
без всяких ухищрений угадали то, что выразила некогда, у начал нашего
летосчисления, философия: боги, олицетворяющие явления природы, сами суть
эти явления, "причина" же их - либо некий человеческими мерками
неизмеримый Мировой Дух, Mens Mundi, - сказать о котором нечего, ибо
невыразимо сие человечьим словом, человечьей мыслью, - либо, что
практически то же самое, Закон Материи, Natura Naturans. Поэтому примем к
сведению: по сравнению с интуицией давних-давних наших предков и наш разум
еще не приблизился существенно к некоторым особо отдаленным истинам. (Так,
каковы новейшие наши познания относительно сотворения мира? Что-то где-то
взорвалось однажды, не в первый и не в последний раз, разлетелось брызгами
во все стороны, мы же в одной из капель этой Разбрызганности, в капле,