"Д.С.Мережковский. Грядущий хам" - читать интересную книгу автора

предложил принять в основу социалистической программы отрицание всех религий
и признание, что "бытие Бога несогласно со счастием, достоинством, разумом,
нравственностью и свободой людей".
Когда большинство отвергло эту резолюцию, Бакунин с некоторыми членами
из меньшинства образовал новый союз, Alliance Socialiste, первый параграф
коего гласил: "Союз объявляет себя безбожным" (athee).
Этот яростный "антитеологизм" есть уже не только отрицание религии, но
и религия отрицания, какая-то новая религия без Бога, полная не менее
фанатическою ревностью, чем старые религии с Богом Тургенев удивился,
услышав о выходке Бакунина на Бернском конгрессе. "Что с ним случилось! -
спрашивал у всех Тургенев. - Ведь он всегда был верующим, даже Герцена
бранил за атеизм. Что же с ним такое случилось?"
Понятно, для чего нужно черту уничтожить в людях идею о Боге: на то он
и черт, чтобы ненавидеть Бога. Но М.А.Бакунин, несмотря на всю свою
антитеологическую ярость, не черт, а простой человек, да к тому же еще
религиозный. Что же с ним, в самом деле случилось? Отчего он вдруг
возненавидел имя Божие и, как одержимый, начал богохульствовать?
"Если есть Бог, то человек - раб", утверждает Бакунин. Почему? Потому
что "свобода есть отрицание всякой власти, а Бог есть власть". Это положение
Бакунин считает аксиомой. И действительно, это было бы аксиомой, если бы не
было Христа Христос открыл людям, что Бог - не власть, а любовь, не внешняя
сила власти, а внутренняя сила любви. Любящий не желает рабства любимому.
Между любящим и любимым нет иной власти, кроме любви; но власть любви уже не
власть, а свобода.
Совершенная любовь - совершенная свобода. Бог - совершенная любовь и,
следовательно, совершенная свобода. Когда Сын говорит Отцу: не Моя, а Твоя
да будет воля - это не послушание рабства, а свобода любви. Нарушить волю
Отца Сын не потому не хочет, что не может, а потому не может, что не хочет.
Дилемме Бакунина, утверждающей Бога ненависти и рабства, то есть, в
сущности, не Бога, а дьявола, можно противопоставить другую дилемму,
утверждающую истинного Бога, Бога любви и свободы:
"Бог есть - значит, человек свободен, человек - раб, значит, нет Бога.
Я утверждаю, что никто не выйдет из этого круга, а теперь выберем".
Все верующие в Бога всегда были рабами, согласился бы Герцен с
Бакуниным. Но идею о Боге, идею высшего метафизического порядка нельзя
подчинять опыту низшего исторического порядка. Да и полно, все ли верующие в
Бога были рабами? А Иаков, боровшийся с Богом, а Иов, роптавший на Бога, а
израильские пророки, а христианские мученики?
Бакунин и Герцен, желая бороться с метафизической идеей о Боге, на
самом деле борются только с историческими призраками, искажающими
преломлениями этой идеи в туманах политических низин; борются не с именем
Божиим, а с теми богохульствами, которыми "князь мира сего", вечный политик,
старается закрыть от людей самое святое и страшное для него, дьявола, из
всех имен Божиих: Свобода.
Конечно, величайшее преступление истории, как бы второе распятие, уже
не Богочеловека, а богочеловечества, заключается в том, что на кресте,
знамении божественной свободы, распяли свободу человеческую. Но неужели
Бакунин и Герцен решились бы утверждать, что в этом преступлении участвовал
сам Распятый, что Христос желал людям рабства? Неужели Бакунин и Герцен
никогда не думали о том, что значит ответ Христа дьяволу, который предлагает