"Д.С.Мережковский. Письма " - читать интересную книгу автора

"политику". Но я настоятельно прошу вас обратить внимание, что русские
матери, в своем, подписанном кровью, обращении к миру не просят подвезти
продовольствие их умирающим детям. Они просят "увезти их из ада", "вырвать
из рук палачей". И они, "чтобы не навлечь гнева палачей", даже не смеют
подписать своих имен. Скажите, г-н Нансен, не потому ли письмо не привлекло
вашего внимания, что вы нашли его слишком "политическим"? Не показалось ли
вам, что матери, называя "палачами" тех, с кем вы миролюбиво договариваетесь
и кому исхлопатываете - из человеколюбия - в Европе кредит, - вмешиваются в
"политику"? Или, может быть, любовь ваша к человечеству сильнее неразумной
любви этих женщин к своим детям? И ваше знание России, русской сегодняшней
жизни, глубже чем у них?
Я не сомневаюсь нисколько, что вы искренно уверены в своем
человеколюбии и в своей аполитичности, в правоте всего, что вы говорите и
делаете. Но именно эта ваша уверенность в себе, позволяющая вам с такою
легкостью брать на себя дела величайшей ответственности, приводит меня в
изумление. Эта ваша уверенность мне, как психологу, кажется непонятной и
даже неестественной. Никакие факты, - ни жизнь, ни смерть, - ничто не
рождает в вас мысли, - так ли верен ваш выбор? А выбор ваш сделан, и пора
сказать это с полной ясностью: ваш выбор - с убийцами, против убиваемых, -
во имя человеколюбия, с палачами русского народа, против русского народа, -
во имя России.
"Дети не виноваты, что Ленин сидит в Кремле", говорите вы, г. Нансен.
Но спрашиваю вас, как человека, а не как политика: если бы перед вами вместо
вашего собеседника стала одна из этих матерей, подписавшихся под письмом к
"миру" своей кровью, - что бы вы ей сказали? Осмелились бы вы попрекнуть ее
за то, что вмешивается она в политику, называя "палачами" тех, чьим ходатаем
вы сделались перед миром? Осмелились бы вы обещать, глядя ей в глаза, что
везете хлеб ребенку ее, всем детям и довезете, и провезете этот хлеб мимо
телохранителей, единственно нужных советскому правительству? Нет, глядя в
глаза русской матери, вы бы не сказали всего того, что вы говорите Европе,
г. Нансен. Вы бы не посмели. Может быть, тогда, на минуту, в вас пробудилось
бы сознание тяжелой ответственности вашей.
И еще другое ответственное дело вы подняли - приняли назначение вас
"комиссаром" русских изгнанников. И тут вы с уверенностью, мне непонятною,
решаете, что не они, а вы - судья русских дел. Мы не выбирали вас, г.
Нансен. Если бы нас спросили - мы, быть может, не выбрали бы ходатая по
делам "правительства", от которого мы спасаемся. Но мы бесправны и должны
терпеть того, кого нам назначат. Назначили бы Кашена - и его мы стерпели бы.
Однако судить нас, в целях защиты большевистского правительства, мы не хотим
вам позволить.
Вы говорите, что мы "ненавидим" большевиков за то, что они отняли у нас
"отечество и состояние". О потере отечества говорить не будем. Вы его не
теряли, а кто не терял его, тот нас не поймет. Но верьте, что даже эта
потеря не может вызвать той беспредельной, той, если угодно, нечеловеческой
ненависти, какую мы чувствуем к этим человекоубийцам. И какую, конечно,
чувствовали бы и вы, г. Нансен, не будучи русским, но зная их так, как знаем
мы.
Что касается "потери состояния", то и здесь, г. Нансен, только ваша
неосведомленность в делах русских изгнанников могла вам подсказать ваши
слова. Громадное большинство изгнанной русской интеллигенции - люди труда и