"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автора

надутые воздухом, отскакивают. Птицы садятся на них или, в изнеможении
падая, опускаются на живых людей и зверей, не находя другого места для
отдыха".
От Салаино и Марко узнал я, что Леонардо в течение многих лет
расспрашивал путешественников и всех, кто когда-либо видел смерчи,
наводнения, ураганы, обвалы, землетрясения,- узнавая точные подробности и
терпеливо, как ученый, собирая черту за чертой, наблюдение за наблюдением,
чтобы составить замысел картины, которой, быть может, никогда не исполнить.
Помню, слушая рассказ о потопе, я испытывал то же, что бывало при виде
дьявольских рож и чудовищ в рисунках его,-ужас, который притягивает.
И вот еще что меня удивило: рассказывая страшный замысел, художник
казался спокойным и безучастным.
Говоря о блесках молний, отражаемых водою, заметил: "их должно быть
больше на дальних, меньше - на ближних к зрителю волнах, как того требует
закон отражения света на гладких поверхностях".
Говоря о мертвых телах, которые сталкиваются в водоворотах, прибавил:
"изображая эти удары и столкновения, не забывай закона механики, по которому
угол падения равен углу отражения".
Я невольно улыбнулся и подумал: "вот он весь - в этом напоминании!"
Учитель сказал:
- Не опыт, отец всех искусств и наук, обманывает людей, а воображение,
которое обещает им то, чего опыт дать не может. Невинен опыт, но наши
суетные и безумные желания преступны. Отличая ложь от истины, опыт учит
стремиться к возможному и не надеяться, по незнанию, на то, чего достигнуть
нельзя, чтобы не пришлось, обманувшись в надежде, предаться отчаянию.
Когда мы остались наедине, Чезаре напомнил мне эти слова и сказал,
брезгливо поморщившись: - Опять ложь и притворство!
- В чем же теперь-то солгал он, Чезаре? - спросил я с удивлением.-
Мне кажется, что учитель...
- Не стремиться к невозможному, не желать недостижимого! - продолжал
он, не слушая меня.- Чего доброго, кто-нибудь поверит ему на слово. Только,
нет, не на таких дураков напал: не ему бы слушать! Я его насквозь вижу... -
Что же ты видишь, Чезаре?
- А то, что сам он всю жизнь только и стремился к невозможному, только
и желал недостижимого. Ну, скажи на милость: изобретать такие машины, чтобы
люди как птицы летали по воздуху, как рыбы под водой плавали,- разве это не
значит стремиться к невозможному? А ужас потопа, а небывалые чудовища в
пятнах сырости, в облаках, небывалая прелесть божественных лиц, подобных
ангельским видениям,- откуда он все это берет,- ужели из опыта, из
математической таблички носов и ложечки для измерения красок?.. Зачем же
обманывает себя и других, зачем лжет? Механика нужна ему для чуда,- чтобы
на крыльях взлететь к небесам, чтобы, владея силами естественными, устремить
их к тому, что сверх и против естества человеческого, сверх и против закона
природы - все равно к Богу или к дьяволу, только бы к неиспытанному, к
невозможному! Ибо верить-то он, пожалуй, не верит, но любопытствует,- чем
меньше верит, тем больше любопытствует: это в нем, как похоть неугасимая,
как уголь раскаленный, которого нельзя ничем залить- никаким знанием,
никаким опытом!..
Слова Чезаре наполнили душу мою смятением и страхом. Все эти последние
дни думаю о них, хочу и не могу забыть.