"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автора

- Эх, молодость, молодость! Гляжу я на тебя, монашек, и завидую.
Распуколка весенняя - вот ты кто! Вина не пьет, от женщин бегает. Тихоня,
смиренник. А внутри - бес. Я ведь тебя насквозь вижу. Подожди, голубчик,
выйдет наружу бес. Сам ты скучный, а с тобой весело. Ты теперь, Джованни,
вот как эта книга. Видишь,- сверху псалмы покаянные, а под ними гимн
Афродите!
- Стемнело, мессер Джордже. Не пора ли огонь зажигать?
- Подожди,- ничего. Я в сумерках люблю поболтать, молодость
вспомнить...

Язык его тяжелел, речь становилась бессвязной. - Знаю, друг
любезный,- продолжал он,- ты вот смотришь на меня и думаешь: напился,
старый хрыч, вздор мелет. А ведь у меня здесь тоже кое-что есть!
Он самодовольно указал пальцем на свой плешивый лоб.
- Хвастать не люблю - ну, а спроси первого школяра: он тебе скажет,
превзошел ли кто Мерулу в изяществах латинской речи. Кто открыл Мартиала? -
продолжал он, все более увлекаясь,- кто прочел знаменитую надпись на
развалинах Тибуртинских ворот? Залезешь, бывало, так высоко, что голова
кружится, камень сорвется из-под ноги - едва успеешь за куст уцепиться,
чтобы самому не слететь. Целые дни мучишься на припеке, разбираешь древние
надписи и списываешь. Пройдут хорошенькие поселянки, хохочут:
"Посмотрите-ка, девушки, какой сидит перепелвон куда забрался, дурак, должно
быть, клада ищет!" Полюбезничаешь с ними, пройдут - и опять за работу. Где
камни осыпались, под плющом и терновником - там только два слова: gloria
Romanorum.
И, как будто вслушиваясь в звуки давно умолкших, великих слов, повторил
он глухо и торжественно:
- Gloria Romanorum! Слава римлян! Э, да что вспоминать,-все равно не
воротишь,-махнул он рукой и, подышколяров:
Не обмолвлюсь натощак Ни единой строчкой. Я всю жизнь ходил в кабак И
умру за бочкой. Как вино, я песнь люблю И латинских граций,- Если ж пью, то
и пою Лучше, чем Гораций. В сердце буйный хмель шумит, Dum vinum potamus -
Упиваясь вином (лат.). Братья, Вакху пропоем: Те Deum laudamus!" Тебя, Бога,
хвалим. (лит.)
Закашлялся и не кончил.
В комнате уже было темно. Джованни с трудом различал лицо собеседника.
Дождь пошел сильнее, и слышно было, как частые капли из водосточной
трубы падают в лужу.
- Так вот как, монашек,-бормотал Мерула заплетающимся языком.-Что,
бишь, я говорил? Жена у меня красавица...
Нет, не то. Погоди. Да, да... Помнишь стих: Tu regere imperio populos,
Romatie, memento'. Римлянин, помни, что ты управляешь народом (лат.).
Слушай, это были исполинские люди. Повелители вселенной!..
Голос его дрогнул, и Джованни показалось, что на глазах мессера Джордже
блеснули слезы.
- Да, исполинские люди! А теперь - стыдно сказать... Хоть бы этот наш
герцог миланский, Лодовико Моро. Конечно, я у него на жалованье, историю
пишу наподобие Тита Ливия, с Помпеем и Цезарем сравниваю зайца трусливого,
выскочку. Но в душе, Джованни, в душе у меня...
По привычке старого придворного он подозрительно оглянулся на дверь, не