"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автора

сочинений из книгохранилища Лоренцо МеДИЧИ и, как всегда, остановился в доме
друга своего такого же, как он, любителя древностей, мессера Чиприано
Буонаккорзи. С Джованни Бельтраффио ученый историк познакомился случайно на
постоялом дворе, по пути из Милана, и, под тем предлогом, что ему, Меруле
нужен хороший писец, а у Джованни почерк красивый и четкий, взял его с собой
в дом Чиприано.
Когда Джованни входил в комнату, Мерула тщательно рассматривал
истрепанную книгу, похожую на церковный требник или псалтырь. Осторожно
проводил влажною губкою по тонкому пергаменту, самому нежному, из кожи
мертворожденного ирландского ягненка,- некоторые строки стирал пемзою,
выглаживал лезвием ножа и лощилом, потом опять рассматривал, подымая к
свету.
- Миленькие! - бормотал он себе под нос, захлебываясь от
умиления.-Ну-ка, выходите, бедные, выходите на свет Божий... Да какие же вы
длинные, красивые!
Он прищелкнул двумя пальцами и поднял от работы плешивую голову, с
одутловатым лицом, с мягкими, подвижными морщинами, с багрово-сизым носом, с
маленькими свинцовыми глазками, полными жизни и неугомонной веселости.
Рядом, на подоконнике, стоял глиняный кувшин и кружка. Ученый налил себе
вина, выпил, крякнул и хотел опять погрузиться в работу, когда увидел
Джованни.
- Здравствуй, монашек! - приветствовал его старик шутливо: монашком
называл он Джованни за скромность.- Я по тебе соскучился. Думаю, где
пропадает? Уж не влюбился ли, чего доброго? Девочки-то во Флоренции славные.
Влюбиться не грех. А я тоже времени даром не теряю. Ты этакой забавной штуки
от роду, пожалуй, не видывал. Хочешь покажу? Или нет-еще разболтаешь. Я ведь
у жида, старьевщика, за грош купил,- среди хлама нашел. Ну, да уж куда ни
шло, тебе одному покажу! Он поманил его пальцем: - Сюда, сюда, поближе к
свету!
И указал на страницу, покрытую тесными, остроугольными буквами
церковного письма. Это были акафисты, молитвы, псалмы с громадными,
неуклюжими нотами для пения.
Потом взял у него книгу, открыл на другом месте, поднял к свету, почти
в уровень с его глазами,- и Джованни заметил, как там, где Мерула соскоблил
церковные буквы, появились иные, почти неуловимые строки, бесцветные
отпечатки древнего письма, углубления в пергаменте - не буквы, а только
призраки давно исчезнувших букв, бледные и нежные.
- Что? Видишь, видишь?-повторял Мерула с торжеством.- Вот они,
голубчики. Говорил я тебе, монашек, веселая штучка!
- Что это? Откуда?-спросил Джованни. - Сам еще не знаю. Кажется,
отрывки из древней антологии. Может быть, и новые, неведомые миру сокровища
эллинской музы. А ведь если бы не я, так бы и не увидеть им света Божьего!
Пролежали бы до скончания веков под антифонами и покаянными псалмами... И
Мерула объяснил ему, что какой-нибудь средневековый монах-переписчик, желая
воспользоваться драгоценным пергаментом, соскоблил древние языческие строки
и написал по ним новые.
Солнце, не разрывая дождливой пелены, а только просвечивая, наполнило
комнату угасающим розовым отблеском, и в нем углубленные отпечатки, тени
древних букв, выступили еще яснее.
- Видишь, видишь, покойники выходят из могил! -" повторял Мерула с