"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автора

икону, писанную Леонардо да Винчи, изображавшую Чечилию Бергамини под видом
Мадонны, благословляющей столиственную розу.
Моро отсчитал восемь минут по маленьким песочным часам, опустился на
колени, сложил руки и прочел "Confiteor". "Каюсь" (лат.). Молился он долго и
сладко.
"О, Матерь Божия,- шептал, подняв умиленные взоры,- защити, спаси и
помилуй меня, сына моего Максимилиана и новорожденного младенца Чезаре, мою
супругу Беатриче и мадонну Чечилию,- а также моего племянника мессера
Джан-Галеаццо, ибо,- ты видишь сердце мое, Дева Пречистая,- я не хочу зла
моему племяннику, я молюсь за него, хотя, быть может, смерть его избавила бы
не только мое государство, но и всю Италию от страшных и непоправимых
бедствий".
Тут вспомнил он доказательство своего права на миланский престол,
изобретенное законоведами; будто бы старший брат его, отец Джан-Галеаццо,
был сыном не герцога, а только военачальника Франческо Сфорца, ибо родился
прежде, чем Франческо вступил на престол, тогда как он, Лодовико, родился
уже после того i, следовательно, был единственным полноправным наследником.
Но теперь, перед лицом Мадонны, это доказательство представилось ему
сомнительным, и он заключил молитву свою так:
- Если же я в чем-нибудь согрешил или согрешу пред Тобою, Ты знаешь.
Царица Небесная, что я это делаю не для себя, а для блага моего государства,
для блага всей Италии. Будь же заступницей моей перед Богом - и я прославлю
имя Твое великолепною постройкою собора Миланского и Чертозы Павийской, и
другими многими деяниями1 Окончив молитву, взял свечу и напраиился в
спальную по темным покоям спящего дворца. В одном из них встретился с
Лукрецией.
- Сам бог любви благоприятствует мне,- подумал герцог.
- Государь!..-воскликнула девушка, подходя к нему. Но голос ее
оборвался. Она хотела упасть перед ним на колени; он едва успел удержать ее.
- Смилуйся, государь!..
Она рассказала ему, что брат ее, Маттео Кривелли, главный камерарий
монетного двора, человек беспутный, но нежно ею любимый, проиграл в карты
большие казенные деньги.
- Успокойтесь, мадонна! Я выручу из беды вашего брата...
Немного помолчав, прибавил с тяжелым вздохом: - Но согласитесь ли и вы
нe быть жестокой?.. Она посмотрела на него робкими, детски-ясными и
невинными глазами. - Я не понимаю, синьор?..
Целомудренное удивление сделало ее еще прекраснее. - Это значит,
милая,- пролепетал он страстно и вдруг обнял ее стан сильным, почти грубым
движением,-это значит... Да разве Tы не видишь, Лукреция, что я люблю
тебя?..
- Пустите, пустите! О, синьор, что вы делаете! Мадонна Беатриче...
- Не бойся, она не узнает: я умею хранить тайну... - Нет, нет,
государь,- она так великодушна, так добра ко мне... Ради бога, оставьте,
оставьте меня!..
- Я спасу твоего брата, сделаю все, что ты хочешь, буду рабом твоим,-
только сжалься!..
И наполовину искренние слезы задрожали в голосе его, когда он зашептал
стихи Беллинчони:
Я лебедем пою, пою и умираю, Амура я молю: о, сжалься, я сгораю! Но