"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автора

мало-помалу начала слезать, к великому горю Беатриче.
В последнюю ночь ему сделалось хуже; боялись, что он умрет. Узнав об
этом, герцогиня весьма опечалилась, ибо любила его, по старой памяти, даже
побледневшего. Она велела как можно скорее крестить арапчонка, чтобы он, по
крайней мере, не умер язычником.
Спускаясь, на лестнице встретила она свою любимую Дурочку Моргантину,
еще не старую, хорошенькую и такую забавную, что, по словам Беатриче, она
могла бы рассмешить мертвеца.
Моргантина любила воровать: украдет что-нибудь, спрячет в угол, под
сломанную половицу, в мышиную норку, и ходит, довольная; когда же спросят ее
с лаской: "Будь доброю, скажи, куда спрятала?"-возьмет за руку, с лукавым
видом, поведет и покажет. А если крикнуть: "Ну-ка, речку
вброд",-Моргантина, не стыдясь, подымает платье так высоко, как только
может.
Порой находила на нее Дурь; тогда по целым дням плакала она о
несуществующем ребеночке,- никаких детей у нее не было,- и так всем
надоедала, что ее запирали в чулан.
И теперь, сидя в углу лестницы, обняв колени руками и равномерно
покачиваясь, Моргантина заливалась горькими слезами.
Беатриче подошла и погладила ее по голове. - Перестань, будь умницей!
Дурочка, подняв на нее свои голубые детские глаза, завыла еще жалобнее.
- Ой, ой, ой! Отняли у меня родненького! И за что, Господи? Никому он
не делал зла. Я им тихо утешалась... Герцогиня сошла на двор, где ее ждали
охотники.
Окруженная вершниками, сокольничими, псарями, стремянными, пажами и
дамами, она держалась прямо и смело на караковом поджаром берберийском
жеребце завода Гонзага не как женщина, а как опытный наездник. "Настоящая
королева амазонок!" - с гордостью подумал герцог Моро, вошедший на крытый
ход перед дворцом полюбоваться выездом супруги.
За седлом герцогини сидел охотничий леопард в ливрее, шитой золотом, с
рыцарскими гербами. На левой руке - белый, как снег, кипрский сокол,
подарок султана, сверкал усыпанным изумрудами золотым клобучком. На лапах
его звенели бубенцы разнозвучными, переливчатыми звонами, которые помогали
находить птицу, когда терялась она в тумане или болотной траве.
Герцогине было весело, хотелось шалить, смеяться, скакать, сломя
голову. Оглянувшись с улыбкой на мужа, который успел только крикнуть:
"Берегись, лошадь горя
чая!"-она сделала знак своим спутницам и помчалась вперегонку с ними,
сначала по дороге, потом в полечерез канавы, кочки, рвы и плетни.
Доезжачие отстали. Впереди всех неслась Беатриче со своим громадным
волкодавом и рядом, на черной испанской кобыле, самая веселая и бесстрашная
из фрейлин, мадонна Лукреция Кривелли.
Герцог был втайне неравнодушен к Лукреции. Теперь, любуясь на нее и
Беатриче вместе, не мог решить, кто из них ему больше нравится. Но тревогу
испытывал за жену. Когда лошади перескакивали через ямы, жмурил глаза, чтобы
не видеть; дух у него захватывало.
Он бранил герцогиню за эти шалости, но сердиться не мог: подозревая в
себе недостаток телесной отваги, гордился втайне храбростью жены.
Охотники исчезли в лозняке и камышовых зарослях на низменном берегу
Тичино, где водились гуси и цапли. Герцог вернулся в маленькую рабочую