"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автора

приносила. Тогда лучше скажи прямо.
- Нет, нет, ваша светлость! Не верьте тому, что люди болтают. Я
работаю начистоту, без обмана. Как кто хочет. Ведь и то сказать, иногда без
дряни не обойдешься: вот, например, досточтимая мадонна Анджелика целое
прошлое лето псиною мочою голову мыла, чтобы не облысеть, и еще Бога
благодарила, что Помогло.
Потом, наклонившись к уху герцогини, начала рассказывать последнюю
городскую новость о том, как молоденькая жена главного консула соляного
приказа, прелестная мадонна Филиберта изменяет мужу и забавляется с приезжим
испанским рыцарем.
- Ах ты, старая сводня!-полушутливо пригрозила ей пальцем Беатриче,
видимо наслаждаясь сплетнею.- Сама же соблазнила несчастную...
- И, полноте, ваша светлость, какая она несчастная! Поет словно птичка
- радуется, каждый день меня благодарит. Воистину, говорит, я только теперь
познала, сколь великая существует разница между поцелуями мужа и любовника.
- А грех? Неужели совесть ее не мучит? - Совесть? Видите ли, ваша
светлость: хотя монахи и попы утверждают противное, но я так думаю, что
любовный грех - самый естественный из грехов. Достаточно нескольких капель
святой воды, чтобы смыть его. К тому же, изменяя супругу, мадонна Филиберта
тем самым, как говорится, платит ему пирогом за ватрушку и, если не
совершенно заглаживает, то, по крайней мере, весьма облегчает перед Богом
его собственные грехи. - А разве и муж?..
- Наверное не знаю. Но все они на один лад, ибо полагаю, нет на свете
такого мужа, который лучше не согласился бы иметь одну руку, чем одну жену.
Герцогиня рассмеялась.
- Ах, мона Сидония, на тебя и сердиться нельзя! Откуда ты берешь такие
словечки?
- Да уж верьте старухе-все, что говорю, святая правда! Я ведь тоже в
делах совести соломинку от бревна отличить сумею... Всякому овощу свое
время. Не утолившись в юности любовью, наша сестра на старости лет мучится
таким раскаянием, что оно доводит ее до когтей дьявола.
- Ты рассуждаешь, как магистр богословия! - Я женщина неученая, но от
всего сердца говорю, ваша светлость! Цветущая юность дается в жизни только
раз, ибо какому черту, прости Господи, мы, бедные женщины, годны,
состарившись? Разве на то, чтобы сторожить золу в камельках. Прогонять нас
на кухню мурлыкать с кошками, пересчитывать горшки да противни. Сказано:
молодицам покормиться, а старухам подавиться. Красота без любви - все
равно, что обедня без "Отче Наш", а ласки мужа унылы, как игры монахинь.
Герцогиня опять рассмеялась. - Как? Как? Повтори!
Старуха посмотрела на нее внимательно, и, должно быть, рассчитав, что
достаточно позабавила пустяками, опять наклонилась к уху ее и зашептала.
Беатриче перестала смеяться.
Она сделала знак. Рабыни удалились. Только арапчонок остался на вышке:
он не понимал по-итальянски.
Их окружало тихое небо, бледное, как будто помертвелое от зноя.
- Может быть, вздор? -сказала, наконец, герцогиня.- Мало ли что
болтают...
- Нет, синьора! Я сама видела и слышала. Вам и другие скажут. - Много
было народу?
- Тысяч десять: вся площадь перед Павийским замком полна.