"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автора

птицы. Он подал монаху большой сверток.
- Что это?-спросил Доминико.-Опять рисунки? - Анатомия. Я и забыл о
них. Да вчера во сне слышу голос: у тебя над мастерскою, Сандро, на чердаке,
в сундуках, есть еще "суеты и анафемы",-встал, пошел и отыскал вот эти
рисунки голых тел.
Монах взял сверток и молвил с веселой, почти игривой улыбкой:
- А славный мы огонек запалим, мессер Филипепи! Тот посмотрел на
пирамиду "сует и анафем". - О, Господи, Господи, помилуй нас, грешных! -
вздохнул он.- Если бы не брат Джироламо, так бы и померли без покаяния, не
очистившись. Да и теперь еще кто знает, спасемся ли, успеем ли отмолить?..
Он перекрестился и забормотал молитвы, перебирая четки. - Кто это?-спросил
Джованни стоявшего рядом' - Сандро Боттичелли, сын дубильщика Мариано
Филепи,- ответил тот.
Когда сoвсeM стемнело, над толпой пронесся шепот:
- Идут, идут! В молчании, в сумраке, без гимнов, без факелов, в
длинных белых одеждах, дети-инквизиторы шли, неся на руKax изваяние Младенца
Иисуса; одною рукою он указывал на терновый венец на своей голове, другою -
благословлял народ. За ними шли монахи, клир, гонфалоньеры, Члены Совета
Восьмидесяти, каноники, доктора и магистры богословия, рыцари Капитана
Барджелло, трубачи и булавоносцы.

На площади сделалось тихо, как перед смертной казнью. На Рингьеру -
каменный помост перед старым Дворцом-взошел Савонарола, высоко поднял
Распятие и произнес торжественным громким голосом: - Во имя Отца и Сына и
Духа Святого-зажигайте! Четыре монаха подошли к пирамиде, с горящими
смоляными факелами, и подожгли ее с четырех концов.
Пламя затрещало; повалил сперва серый, потом черный дым. Трубачи
затрубили. Монахи грянули: "Тебя Бога хвалим". Дети звонкими голосами
подхватили: "Lumen ad revelationern gentium et gloriam plebis Israel!". На
башне Старого Дворца ударили в колокол, и могучему медному гулу его ответили
колокола на всех церквах Флоренции.
Пламя разгоралось все ярче. Нежные, словно живые, листы древних
пергаментных книг коробились и тлели. С нижней ступени, где лежали
карнавальные маски, взвилась и полетела пылающим клубом накладная борода.
Толпа радостио ухнула и загоготала.
Одни молились, другие плакали; иные смеялись, прыгая, махая руками и
шапками; иные пророчествовали.
- Пойте, пойте Господу новую песнь!-выкрикивал Хромой сапожник с
полоумными глазами.-Рухнет все.

братья мои, сгорит, сгорит до тла, как эти суеты и анафемы в огне
очистительном,- все, все, все - церковь, законы, правления, власти,
искусства, науки,- не останется камня на камне-и будет новое небо, новая
земля! И отрет Бог всякую слезу с очей наших, и смерти не будет,- ни плача,
ни скорби, ни болезни! Ей, гряди. Господи Иисусе!
Молодая беременная женщина, с худым страдальческим лицом, должно быть,
жена бедного ремесленника, упала на колени и, протягивая руки к пламени
костра,- как будто видела в нем самого Христа,- надрываясь, всхлипывая,
подобно кликуше, вопила: - Ей, гряди. Господи Иисусе! Аминь! Аминь! Гряди!
Джованни смотрел на озаренную, но еще не тронутую пламенем картину; то