"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автораптицы. Он подал монаху большой сверток.
- Что это?-спросил Доминико.-Опять рисунки? - Анатомия. Я и забыл о них. Да вчера во сне слышу голос: у тебя над мастерскою, Сандро, на чердаке, в сундуках, есть еще "суеты и анафемы",-встал, пошел и отыскал вот эти рисунки голых тел. Монах взял сверток и молвил с веселой, почти игривой улыбкой: - А славный мы огонек запалим, мессер Филипепи! Тот посмотрел на пирамиду "сует и анафем". - О, Господи, Господи, помилуй нас, грешных! - вздохнул он.- Если бы не брат Джироламо, так бы и померли без покаяния, не очистившись. Да и теперь еще кто знает, спасемся ли, успеем ли отмолить?.. Он перекрестился и забормотал молитвы, перебирая четки. - Кто это?-спросил Джованни стоявшего рядом' - Сандро Боттичелли, сын дубильщика Мариано Филепи,- ответил тот. Когда сoвсeM стемнело, над толпой пронесся шепот: - Идут, идут! В молчании, в сумраке, без гимнов, без факелов, в длинных белых одеждах, дети-инквизиторы шли, неся на руKax изваяние Младенца Иисуса; одною рукою он указывал на терновый венец на своей голове, другою - благословлял народ. За ними шли монахи, клир, гонфалоньеры, Члены Совета Восьмидесяти, каноники, доктора и магистры богословия, рыцари Капитана Барджелло, трубачи и булавоносцы. На площади сделалось тихо, как перед смертной казнью. На Рингьеру - каменный помост перед старым Дворцом-взошел Савонарола, высоко поднял Распятие и произнес торжественным громким голосом: - Во имя Отца и Сына и Духа Святого-зажигайте! Четыре монаха подошли к пирамиде, с горящими Пламя затрещало; повалил сперва серый, потом черный дым. Трубачи затрубили. Монахи грянули: "Тебя Бога хвалим". Дети звонкими голосами подхватили: "Lumen ad revelationern gentium et gloriam plebis Israel!". На башне Старого Дворца ударили в колокол, и могучему медному гулу его ответили колокола на всех церквах Флоренции. Пламя разгоралось все ярче. Нежные, словно живые, листы древних пергаментных книг коробились и тлели. С нижней ступени, где лежали карнавальные маски, взвилась и полетела пылающим клубом накладная борода. Толпа радостио ухнула и загоготала. Одни молились, другие плакали; иные смеялись, прыгая, махая руками и шапками; иные пророчествовали. - Пойте, пойте Господу новую песнь!-выкрикивал Хромой сапожник с полоумными глазами.-Рухнет все. братья мои, сгорит, сгорит до тла, как эти суеты и анафемы в огне очистительном,- все, все, все - церковь, законы, правления, власти, искусства, науки,- не останется камня на камне-и будет новое небо, новая земля! И отрет Бог всякую слезу с очей наших, и смерти не будет,- ни плача, ни скорби, ни болезни! Ей, гряди. Господи Иисусе! Молодая беременная женщина, с худым страдальческим лицом, должно быть, жена бедного ремесленника, упала на колени и, протягивая руки к пламени костра,- как будто видела в нем самого Христа,- надрываясь, всхлипывая, подобно кликуше, вопила: - Ей, гряди. Господи Иисусе! Аминь! Аминь! Гряди! Джованни смотрел на озаренную, но еще не тронутую пламенем картину; то |
|
|