"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу авторадолину земную, среднюю между небом и адом, в долину сумерек, подобных им
самим, где стали человеками. - И как знать,- продолжал Джованни вслух свои грешные мысли,-как знать,-может быть, в этом нет зла. может быть, следует пить во славу Единого из обеих чаш вместе? И почудилось ему, что это не он сказал, а кто-то другой, наклонившись и сзади дыша на него холодным ласковым дыханием, шепнул ему на ухо: "вместе, вместе!" Он вскочил в ужасе, оглянулся и, хотя никого не было в пустынной галерее, затканной паутиною сумерек, начал креститься, дрожа и бледнея; потом бросился бежать вон из крытого хода через двор и только в церкви, где горели свечи и монахи пели вечерню, остановился, перевел дыхание, упал на каменные плиты и стал молиться: - Господи, спаси меня, избавь от этих двоящихся мыслей! Не хочу я двух чаш! Единой чаши Твоей, единой истины Твоей жаждет душа моя, Господи! Но Божья благодать, подобная росе, освежающей пыльные травы, не смягчила ему сердца. Вернувшись в келью, он лег. К утру приснился ему сон: будто бы с моной Кассандрой, сидя верхом на черном козле, летят они по воздуху. "На шабаш! На шабаш!"-шепчет ведьма, обернув к нему лицо свое, бледное, как мрамор, с губами, алыми, как кровь, глазами прозрачными, как янтарь. И он узнает богиню земной любви с неземною печалью в глазах - Белую Дьяволицу. Полный месяц озаряет голое тело, от которого пахнет так сладко и страшно, что зубы стучат у него: он обнимает ее, прижимается к ней. "Amore! Amore!"-лепечет она и смеется,- и черный мех козла углубляется под ними, как мягкое знойное ложе. И кажется ему, что это Джованни проснулся от солнца, колокольного звона и детских голосов. Сошел на двор и увидел толпу людей в одинаковых белых одеждах, с масличными ветками и маленькими алыми крестами. То было Священное Воинство детей-инквизиторов, учрежденное Савонаролою для наблюдения за чистотою нравов во Флоренции. Джова.нни вошел в толпу и прислушался к разговорам. - Донос, что ли? - с начальнической важностью спрашивал "капитан", худенький четырнадцатилетний мальчик другого, плутоватого, шустрого, рыжего и косоглазого, с оттопыренными ушами. - Так точно, мессер Федериджи,-донос!-отвечал тот, вытягиваясь в струнку, как солдат, и почтительно поглядывая на капитана. - Знаю. Тетка в кости играла? - Никак нет, ваша милость,- не тетка, а мачеха, и не в кости... - Ах да,- поправился Федериджи,- это Липпина тетка в прошлую субботу кости метала и богохульствовала. Что же у тебя? - У меня, мессере, мачеха... накажи ее Бог... - Не мямли, любезный! Некогда. Хлопот полон рот... - Слушаю, мессере. Так вот, изволите ли видеть,- мачеха с дружком своим, монахом, заповедный бочонок красного вина из отцовского погреба выпили, когда отец на ярмарку в Мариньолу уезжал. И посоветовал ей монах сходить к Мадонне, что на мосту Рубаконте, свечку поставить да помолиться, чтобы отец не вспомнил о заповедном бочонке. Она так и сделала, и когда отец, вернувшись, ничего не заметил,- на радостях подвесила к изваянию Девы Марии бочонок из воска, точь-в-точь такой, каким монаха учествовала,- в благодарность за то, что Матерь Божья помогла ей мужа обмануть. |
|
|