"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автора

долину земную, среднюю между небом и адом, в долину сумерек, подобных им
самим, где стали человеками.
- И как знать,- продолжал Джованни вслух свои грешные мысли,-как
знать,-может быть, в этом нет зла. может быть, следует пить во славу
Единого из обеих чаш вместе?
И почудилось ему, что это не он сказал, а кто-то другой, наклонившись и
сзади дыша на него холодным ласковым дыханием, шепнул ему на ухо: "вместе,
вместе!"
Он вскочил в ужасе, оглянулся и, хотя никого не было в пустынной
галерее, затканной паутиною сумерек, начал креститься, дрожа и бледнея;
потом бросился бежать вон из крытого хода через двор и только в церкви, где
горели свечи и монахи пели вечерню, остановился, перевел дыхание, упал на
каменные плиты и стал молиться:
- Господи, спаси меня, избавь от этих двоящихся мыслей! Не хочу я двух
чаш! Единой чаши Твоей, единой истины Твоей жаждет душа моя, Господи!
Но Божья благодать, подобная росе, освежающей пыльные травы, не
смягчила ему сердца. Вернувшись в келью, он лег.
К утру приснился ему сон: будто бы с моной Кассандрой, сидя верхом на
черном козле, летят они по воздуху. "На шабаш! На шабаш!"-шепчет ведьма,
обернув к нему лицо свое, бледное, как мрамор, с губами, алыми, как кровь,
глазами прозрачными, как янтарь. И он узнает богиню земной любви с неземною
печалью в глазах - Белую Дьяволицу. Полный месяц озаряет голое тело, от
которого пахнет так сладко и страшно, что зубы стучат у него: он обнимает
ее, прижимается к ней. "Amore! Amore!"-лепечет она и смеется,- и черный мех
козла углубляется под ними, как мягкое знойное ложе. И кажется ему, что это
- смерть.
Джованни проснулся от солнца, колокольного звона и детских голосов.
Сошел на двор и увидел толпу людей в одинаковых белых одеждах, с масличными
ветками и маленькими алыми крестами. То было Священное Воинство
детей-инквизиторов, учрежденное Савонаролою для наблюдения за чистотою
нравов во Флоренции. Джова.нни вошел в толпу и прислушался к разговорам.
- Донос, что ли? - с начальнической важностью спрашивал "капитан",
худенький четырнадцатилетний мальчик другого, плутоватого, шустрого, рыжего
и косоглазого, с оттопыренными ушами.
- Так точно, мессер Федериджи,-донос!-отвечал тот, вытягиваясь в
струнку, как солдат, и почтительно поглядывая на капитана. - Знаю. Тетка в
кости играла?
- Никак нет, ваша милость,- не тетка, а мачеха, и не в кости...
- Ах да,- поправился Федериджи,- это Липпина тетка в прошлую субботу
кости метала и богохульствовала. Что же у тебя?
- У меня, мессере, мачеха... накажи ее Бог... - Не мямли, любезный!
Некогда. Хлопот полон рот...
- Слушаю, мессере. Так вот, изволите ли видеть,- мачеха с дружком
своим, монахом, заповедный бочонок красного вина из отцовского погреба
выпили, когда отец на ярмарку в Мариньолу уезжал. И посоветовал ей монах
сходить к Мадонне, что на мосту Рубаконте, свечку поставить да помолиться,
чтобы отец не вспомнил о заповедном бочонке. Она так и сделала, и когда
отец, вернувшись, ничего не заметил,- на радостях подвесила к изваянию Девы
Марии бочонок из воска, точь-в-точь такой, каким монаха учествовала,- в
благодарность за то, что Матерь Божья помогла ей мужа обмануть.