"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автора

Холодный пот выступил на лбу монаха. Он бросился на колени пред
Распятием. Раздался тихий стук в дверь кельи. - Кто там? - Я, отче!
Джироламо узнал по голосу помощника и верного друга своего, брата
Доминико Буонвичини.
- Достопочтенный Ричардо Бекки, доверенный папы, испрашивает
позволения говорить с тобой.
- Хорошо, пусть подождет. Пошли ко мне брата Сильвестро.
Сильвестро Маруффи был слабоумный монах, страдавший падучей. Джироламо
считал его избранным сосудом благодати Божьей, любил и боялся, толкуя
видения Сильвестро, по всем правилам утонченной схоластики великого Ангела
Школы, Фомы Аквината, при помощи хитроумных доводов, логических посылок,
энтимем, апофтегм и силлогизмов и находя пророческий смысл в том, что
казалось другим бессмысленным лепетанием юродивого. Маруффи не выказывал
уважения к своему настоятелю: нередко поносил его, ругал при всех, даже бил.
Джироламо принимал обиды эти со смирением и слушался его во всем. Если народ
флорентийский был во власти Джироламо, то он в свою очередь был в руках
слабоумного Маруффи.
Войдя в келью, брат Сильвестро уселся на пол в углу и, почесывая
красные голые ноги, замурлыкал однообразную песенку. Выражение тупое и
унылое было на веснушчатом лице его с острым, как шило, носиком, отвислою
нижнею губою и слезящимися глазами мутно-зеленого бутылочного цвета.
- Брат,- молвил Джироламо,- из Рима от папы приехал посол. Скажи,
принять ли его и что ему ответить? Не было ли тебе какого видения или гласа?
Маруффи состроил шутовскую рожу, залаял собакою и захрюкал свиньею: он
имел дар подражать в совершенстве голосам животных.
- Братец милый,- упрашивал его Савонарола,- будь добрым, молви
словечко! Душа моя тоскует смертельно. Помолись Богу, да ниспошлет Он тебе
духа пророческого...
Юродивый высунул язык; лицо его исказилось. - Ну, чего ты, чего лезешь
ко мне, свистун окаянный, перепел безмозглый, баранья твоя голова! У, чтоб
тебе крысы нос отъели!-крикнул он с неожиданною злобою.- Сам заварил, сам
и расхлебывай. Я тебе не пророк, не советчик!
Потом взглянул на Савонаролу исподлобья, вздохнул и продолжал другим,
более тихим, ласковым голосом.
- Жалко мне тебя, братец, ой, жалко глупенького!.. И почему ты знаешь,
что видения мои от Бога, а не от Дьявола?
Умолк, смежил веки, и лицо его сделалось неподвижным, как бы мертвым.
Савонарола, думая, что это видение,- замер в благоговейном ожидании. Но
Маруффи открыл глаза, медленно повернул голову, точно прислушиваясь,
посмотрел в окно и с доброй, светлой, почти разумной улыбкой проговорил:
- Птички, слышишь, птички! Небось теперь и травка в поле, и желтые
цветики. Эх, брат Джироламо, довольно ты здесь намутил, гордыню свою
потешил, беса порадовал,-будет! Надо же и о Боге подумать. Пойдем-ка мы с
тобой от мира окаянного в пустыню любезную. И запел приятным тихим голосом,
покачиваясь:
В леса пойдем зеленые, В неведомый приют, Где бьют ключи студеные Да
иволги поют.
Вдруг вскочил - железные вериги звякнули - подбежал к Савонароле,
схватил его за руку и прошептал, как будто задыхаясь от ярости:
- Видел, видел, видел. У, чертов сын, ослиная твоя голова, чтоб тебе