"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автора Холодный пот выступил на лбу монаха. Он бросился на колени пред
Распятием. Раздался тихий стук в дверь кельи. - Кто там? - Я, отче! Джироламо узнал по голосу помощника и верного друга своего, брата Доминико Буонвичини. - Достопочтенный Ричардо Бекки, доверенный папы, испрашивает позволения говорить с тобой. - Хорошо, пусть подождет. Пошли ко мне брата Сильвестро. Сильвестро Маруффи был слабоумный монах, страдавший падучей. Джироламо считал его избранным сосудом благодати Божьей, любил и боялся, толкуя видения Сильвестро, по всем правилам утонченной схоластики великого Ангела Школы, Фомы Аквината, при помощи хитроумных доводов, логических посылок, энтимем, апофтегм и силлогизмов и находя пророческий смысл в том, что казалось другим бессмысленным лепетанием юродивого. Маруффи не выказывал уважения к своему настоятелю: нередко поносил его, ругал при всех, даже бил. Джироламо принимал обиды эти со смирением и слушался его во всем. Если народ флорентийский был во власти Джироламо, то он в свою очередь был в руках слабоумного Маруффи. Войдя в келью, брат Сильвестро уселся на пол в углу и, почесывая красные голые ноги, замурлыкал однообразную песенку. Выражение тупое и унылое было на веснушчатом лице его с острым, как шило, носиком, отвислою нижнею губою и слезящимися глазами мутно-зеленого бутылочного цвета. - Брат,- молвил Джироламо,- из Рима от папы приехал посол. Скажи, принять ли его и что ему ответить? Не было ли тебе какого видения или гласа? Маруффи состроил шутовскую рожу, залаял собакою и захрюкал свиньею: он имел дар подражать в совершенстве голосам животных. словечко! Душа моя тоскует смертельно. Помолись Богу, да ниспошлет Он тебе духа пророческого... Юродивый высунул язык; лицо его исказилось. - Ну, чего ты, чего лезешь ко мне, свистун окаянный, перепел безмозглый, баранья твоя голова! У, чтоб тебе крысы нос отъели!-крикнул он с неожиданною злобою.- Сам заварил, сам и расхлебывай. Я тебе не пророк, не советчик! Потом взглянул на Савонаролу исподлобья, вздохнул и продолжал другим, более тихим, ласковым голосом. - Жалко мне тебя, братец, ой, жалко глупенького!.. И почему ты знаешь, что видения мои от Бога, а не от Дьявола? Умолк, смежил веки, и лицо его сделалось неподвижным, как бы мертвым. Савонарола, думая, что это видение,- замер в благоговейном ожидании. Но Маруффи открыл глаза, медленно повернул голову, точно прислушиваясь, посмотрел в окно и с доброй, светлой, почти разумной улыбкой проговорил: - Птички, слышишь, птички! Небось теперь и травка в поле, и желтые цветики. Эх, брат Джироламо, довольно ты здесь намутил, гордыню свою потешил, беса порадовал,-будет! Надо же и о Боге подумать. Пойдем-ка мы с тобой от мира окаянного в пустыню любезную. И запел приятным тихим голосом, покачиваясь: В леса пойдем зеленые, В неведомый приют, Где бьют ключи студеные Да иволги поют. Вдруг вскочил - железные вериги звякнули - подбежал к Савонароле, схватил его за руку и прошептал, как будто задыхаясь от ярости: - Видел, видел, видел. У, чертов сын, ослиная твоя голова, чтоб тебе |
|
|